Но Иосиф, разгадывая эти сны, не шел по обычному для толкователей пути расшифровки символического смысла их деталей. Он заглянул в душу обоих царедворцев. Он уловил ощущение невиновности в первом и опознал чувство вины, таившееся во втором. Свои толкования он сообщил каждому из них с одной и той же степенью смелости и прямоты. А потом попросил главного виночерпия замолвить о нем слово после освобождения. Но, выйдя из тюрьмы, тот сразу же забыл и самого Иосифа, и его просьбу.
И возможно, это было к лучшему, потому что Иосиф вспомнился ему в самый подходящий момент, когда загадочный сон приснился самому фараону и никто из жрецов и советников не смог этот сон объяснить. Только тогда главный виночерпий вспомнил о сидевшем в тюрьме толкователе, рассказал о нем царю, и Иосиф был призван из тюрьмы во дворец.
«Мне снился сон, и нет никого, кто бы истолковал его, — сказал ему фараон, — а о тебе я слышал, что ты умеешь толковать сны». — «Я тут ни при чем! — воскликнул Иосиф
[111]
. — Бог даст ответ во благо фараону» (Быт. 41, 15–16). То есть не я, а Бог расшифрует тебе твой сон через меня.
Нет необходимости, я надеюсь, снова рассказывать сам сон — о семи коровах тучных и семи коровах тощих, и о семи колосьях полных и семи колосьях, иссушенных ветром, а также приводить объяснение, которое, как читатель наверняка помнит, сводилось к тому, что Египту предстоят семь лет великого изобилия и вслед за ними семь лет голода и нужды. Но Иосиф не ограничился объяснением сна. На том же самом дыхании он поспешил добавить совет, хотя никто его об этом не просил: «И ныне да усмотрит фараон мужа разумного и мудрого, и да поставит его над землею Египетскою» (Быт. 41, 33), — сказал он и тут же объяснил, что нужно учредить государственный механизм для заготовки продуктов в годы изобилия и сохранения их на время голода.
В сущности, Иосиф навел фараона на мысль назначить его самого на ту должность, которую он только что описал. Ведь при этом разговоре присутствовали все фараоновы царедворцы, жрецы и советники, ни один из которых не сумел разгадать сон своего повелителя. И потому, говоря: «Муж разумный и мудрый», — Иосиф прямо указал на себя, изящно избежав необходимости сказать это открыто, а то, что он предложил решение не только для сна, но и для той проблемы, которую предвещал сон, говорит об этом еще убедительней. И действительно, фараон немедленно провозгласил: «Нет столь разумного и мудрого, как ты» (Быт. 41, 39) — и назначил его своим заместителем, вторым человеком «над всей землею Египетской». Сам того не зная, фараон этими словами даровал Иосифу еще один важный титул — первого «мудрого» в Библии, — и это первенство тоже имеет свой особый смысл.
«Мудрее всех людей»
В Библии упоминается немало умных женщин и мужчин. Ионадав, сын Самая, племянник царя Давида, был «человек очень умный»
[112]
(2 Цар. 13, 3). Авигея, жена Навала, была женщина «весьма умная и красивая лицем» (1 Цар. 25, 3). Главы народа Израиля во время скитаний в пустыне были «люди умные, разумные и испытанные» (Втор. 1, 13). В городе Авеле-Беф-Маахе (Авеле-Бейт-Маахе) была «умная женщина» (2 Цар. 20, 16), спасшая город от осады, которой обложил его Иоав сын Саруи. Другая умная женщина, из поселения Фекоя (Текоа), пришла к Давиду по просьбе Иоава и, когда Давид догадался, что ее послал сам Иоав, восхищенно сказала царю, что он «мудр, как мудр Ангел Божий» (2 Цар. 14, 20).
Выдающиеся мастера тоже зачастую назывались «умными». Так, Веселиил (Бецальэль, то есть «под сенью Бога»), Аголиав (Ахолиав, то есть «отцовский шатер») и другие строители так называемой «скинии Завета»
[113]
характеризуются в Библии как «мудрые сердцем, которым Господь дал мудрость и разумение» (Исх. 36, 1). Точно так же о Хираме из Тира (Цора) — не о финикийском царе, а о том мастере, который отлил медные столбы и «медное море» во дворце Соломона, — сказано: «Он исполнен был мудрости, разума и умения делать всякие вещи из меди»
[114]
(3 Цар. 7, 13–15, 23). Различия между мудростью, разумом и умением не всегда очевидны и однозначны, но ясно, что Хирам обладал не одними только профессиональными знаниями, но также глубоким умом и творческим воображением.
Но над всеми умными, понимающими, знающими и мудрыми возвышается самый известный и великий из них — царь Соломон. Он был и остался «мудрее всех людей», и выражение «мудрость Соломонова» существует до сегодняшнего дня. Интересно, что Соломон не родился таким умным — он стал им, лишь взойдя на престол. Именно тогда явился ему во сне Бог и предложил выполнить любую его просьбу. Соломон не колебался ни секунды. Он попросил: «Даруй же рабу Твоему сердце разумное, чтобы судить народ Твой и различать, что добро и что зло» (3 Цар. 3, 9).
Так что же, до исполнения этой просьбы Соломон был глуп? Конечно, нет. Еще раньше отец его, царь Давид, наказал сыну в своем завещании: «Поступи по мудрости твоей» — и добавил: «Ты человек мудрый» (3 Цар. 2, 6 и 9). Иными словами, Соломон был умен с самого начала, но попросил сделать его еще умнее, как положено и желательно для того, кто стоит во главе государства. Главным качеством руководителя народа была в его глазах способность вершить суд, и его просьба «различать, что добро и что зло» сразу же напоминает нам о «дереве познания добра и зла» из рассказа о рае (Быт. 2, 17). Эта отсылка усиливает впечатление от его мудрости, а главное, подчеркивает ее магический характер, о чем будет все чаще говориться в дальнейшем, как в Библии, так и в комментариях к ней.
Если судить по «разумному сердцу» Соломона, а также припомнить, что Веселиил и Аголиав были названы «мудрыми сердцем», то придется признать, что вместилищем ума в Библии является сердце. Это анатомическое определение ума подтверждается также реакцией Бога на просьбу Соломона: «Вот, Я даю тебе сердце мудрое и разумное, так что подобного тебе не было прежде тебя, и после тебя не восстанет подобный тебе» (3 Цар. 3, 12). Слово «сердце» в начале фразы добавляет к мудрости Соломона эмоциональное и человечное измерение, но ее конец выглядит явно хвастливым и претенциозным. И точно так же следующая глава начинается со слов: «И дал Бог Соломону мудрость, и весьма великий разум… — а затем все снова сводится к пустому хвастовству: — И была мудрость Соломона выше мудрости всех сынов востока и всей мудрости Египтян. Он был мудрее всех людей, мудрее и Ефана Езрахитянина, и Емана, и Халкола, и Дарды, сыновей Махола, и имя его было в славе у всех окрестных народов. И изрек он три тысячи притчей, и песней его было тысяча и пять; и говорил он о деревах, от кедра, что в Ливане, до иссопа, вырастающего из стены
[115]
; говорил и о животных, и о птицах, и о пресмыкающихся, и о рыбах. И приходили от всех народов послушать мудрости Соломона, от всех царей земных, которые слышали о мудрости его» (3 Цар. 4, 29–34).
