И есть еще один вид путешествия, которое не является ни стремлением к цели, ни бегством от чего-то, а составляет самоцель. Таково путешествие Измаила на «Пекоде» — корабле охотников за китами из романа Мелвилла «Моби Дик», таково — у Томаса Манна — путешествие Густава Ашенбаха в Венецию и таково же несостоявшееся путешествие в южные страны водяной крысы из книги Кеннета Грэма «Ветры в ивах».
Измаил поднимается на борт «Пекода» не ради заработка, как остальные моряки, и не для мести, как капитан Ахав. Он никуда не стремится и ниоткуда не бежит. Он отправляется в путешествие, потому что испытывает потребность путешествовать. В первой главе «Моби Дика» он говорит:
Несколько лет тому назад — когда именно, неважно — я обнаружил, что в кошельке у меня почти не осталось денег, а на земле не осталось ничего, что могло бы еще занимать меня, и тогда я решил сесть на корабль и поплавать немного, чтоб поглядеть на мир и с его водной стороны. Это у меня проверенный способ развеять тоску и наладить кровообращение. Всякий раз, как я замечаю угрюмые складки в углах своего рта; всякий раз, как в душе у меня воцаряется промозглый, дождливый ноябрь; всякий раз, как я ловлю себя на том, что начал останавливаться перед вывесками гробовщиков и пристраиваться в хвосте каждой встречной похоронной процессии; в особенности же всякий раз, как ипохондрия настолько овладевает мною, что только мои строгие моральные принципы не позволяют мне, выйдя на улицу, упорно и старательно сбивать с прохожих шляпы, я понимаю, что мне пора отправляться в плавание, и как можно скорее. Это заменяет мне пулю и пистолет
[93]
.
Измаил не отметил, для чего ему нужны пистолет и пуля, но несомненно, что им руководит чувство беспокойства. Это чувство время от времени навещает всякого человека. В душе возникает острая потребность что-то изменить, измениться самому, двинуться с насиженного места, отправиться в путь. Мы знаем это по себе, по окружающим нас людям, по знакомым нам литературным героям. Нечто похожее произошло с Густавом Ашенбахом в «Смерти в Венеции» Томаса Манна и с водяной крысой дядюшкой Рэт в «Ветре в ивах» Кеннета Грэма. Хотя литературная критика высокомерно требует видеть в простой водяной крысе персонаж куда менее уважаемый, нежели знаменитый писатель, у этих двух героев явно есть сходные черты.
Если бы путешествие дядюшки Рэта состоялось, оно бы привело его в «южные страны». В этом словосочетании таится, видимо, какое-то большое очарование для англичан — в стране, где написана книга Грэма и в которой развертывается ее сюжет. Английская осень, как я себе представляю, порождает у англичан острую, как у птиц, потребность улететь в теплые страны, и это жадное английское желание посетить Восток подтверждается многими документальными книгами о путешествиях. Но «Ветер в ивах», напротив, — книга, проникнутая отвращением к перемене мест и дальним скитаниям. Ее герои — домоседы и ее центр — их дом с удобной мебелью, зажженным камином и битком набитыми кладовыми.
Я говорю «дом» и имею в виду именно дом, а не семью. В домах героев «Ветра в ивах» есть всё, кроме семьи. Там не найти жен, а уж о детях и вообще нельзя упоминать. Это приятные дома, они обставлены приятной мебелью, но в них нет приятных женщин. В них живут холостые деревенские джентльмены: Крот, Водяная Крыса (дядюшка Рэт), Жаба (мистер Тоуд) и Барсук. Во всей книге, кстати, появляются всего две женщины. Одна из них — дочь надзирателя тюрьмы, где сидит мистер Тоуд, которая за взятку помогает ему бежать из заключения, а другая — морячка с речной баржи, могучая рыжая тетка, которая сначала берет его к себе на баржу, но потом, обнаружив, что он жаба, бросает его в воду. Иными словами, все герои мужского пола в книге — это животные, но две героини — обычные женщины. Нет там никакой дамы-жабы или мадам-крысы, нет ни Кротихи, ни Барсучихи, так что никакая романтическая интрига не угрожает мирному холостяцкому существованию наших героев.
Этому домашнему покою угрожает другая опасность, и это — путешествие. Путешествие, которое понуждает оставить дом. А покидать дом, согласно мировоззрению героев, означает напрасно искушать судьбу и навлекать на себя неприятности.
В тот день, которым открывается книга, начинается приготовление перелетных птиц к ежегодному осеннему путешествию. Эта подготовка вызывает отвращение у оседлых животных и в то же время порождает в их сердцах некое беспокойство. Дядюшка Рэт видит птиц и, поднявшись на пригорок, смотрит вдаль и размышляет о южных ландшафтах:
О, какие залитые солнцем морские берега, где сверкают белые виллы на фоне оливковых рощ! Какие тихие гавани, сплошь забитые роскошными судами, направляющимися к розовым островам за винами и специями, к островам, низкие берега которых омываются тихими водами!
[94]
И тут появляется путник — бродячая крыса. У него в ушах были вдеты серьги. На нем был трикотажный бледно-голубой пиджак, брюки, залатанные и в пятнах, тоже когда-то были голубыми, а багаж, который он нес с собой, был увязан в голубой платок.
Как дьявол-искуситель, выскакивает этот персонаж на сцену и расширяет трещину, которую сделали перелетные птицы в домоседской душе дядюшки Рэта. Они сели выпить и закусить, и путешественник рассказал дядюшке Рэту о своих странствиях. Его предки, сказал он, некогда отправились в Средиземное море вместе с норвежским королем, и нужны некоторые познания в зоологии, чтобы понять и оценить эту шутку, ибо научное название странствующей крысы — ратус норвегикус, или «норвежская крыса».
Затем странник рассказал дядюшке Рэту о плаваниях вокруг Италии и стоянках в портах экваториальной Африки. Он говорил о морских волнах, бьющихся о борт корабля, о бесчисленных бутылках красного вина, о соленых ветрах и о далеких небесах.
Завороженный и трепещущий от возбуждения, дядюшка Рэт следовал за Искателем Приключений лига за лигой по штормящим заливам, по забитым кораблями рейдам, по несущимся волнам приливов, поднимался по извилистым рекам, где за поворотами скрываются полные деятельной суеты города.
Рассказы Искателя Приключений влекут и пленяют. Словно гипнотизер, соблазняет он крысу-домоседа покинуть дом, отречься от прежнего образа жизни и отправиться странствовать. Дядюшка Рэт «слушал и слушал, зачарованный и обессиленный»:
И ты, ты тоже, пойдем со мной, брат мой. Дни проходят и не возвращаются, а юг ждет тебя. Поспеши навстречу приключениям, послушайся их зова сейчас, пока он не умолк. Всего-то и нужно, что захлопнуть за собой дверь, радостно сделать первый шаг, и вот ты уже вышел из старой жизни и вошел в новую!
Как мы уже говорили, странствующая крыса из «Ветра в ивах» очень напоминает фигуру загадочного странника, появившегося перед Густавом Ашенбахом на первых страницах «Смерти в Венеции». Этот странник тоже был в дорожном наряде и тоже напоминал собой «чужеземца, пришельца из далеких краев», и этим своим видом возбудил беспокойство в сердце Ашенбаха.
