Фараон греб неустанно и сосредоточенно. Ладья двигалась быстро и бесшумно. На руле сидела Исида и внимательно следила, как приближается восхитительный остров, где покоилось одно из воплощений воскресения.
Ладья бесшумно причалила.
Триста шестьдесят пять жертвенных столов Бигжеха освящали каждый из дней года по отдельности и весь годичный круг целиком. Сама богиня ежедневно совершала здесь возлияние молока, добытого у звезд.
Юная жрица пришла за фараоном к пещере, в которой хранились нога Осириса и ил бога Хапи, который отвечал за разлив вод в Ниле. На вершине скалы росли акация и унаби.
Исида взяла кувшин с водой от предыдущего разлива Нила и омыла ею руки Сесостриса.
– Повелительницы порогов, – стала заклинать юная жрица, – будьте к нам благосклонны! Фараон – это служитель Осириса и воплощение его сына Хора. Богини Анукис и Сатис, даруйте ему жизнь, силу и энергию, чтобы он мог царствовать по закону Маат и рассеять тьму! Пусть его храбрость увенчается победой!
На пороге пещеры возникли две молодые женщины изумительной красоты. У первой прическа была украшена множеством разноцветных перышек. На второй была белая корона из рогов газели. Анукис подарила Сесострису символ мощи, а Сатис вручила ему лук и четыре стрелы.
Сесострис выстрелил первой стрелой в сторону востока, второй – в сторону запада, третьей – в сторону юга, а четвертой – в сторону севера. В воздухе стрелы превратились в лучи света.
Богини исчезли.
– Мы можем возвращаться с другой стороны мира в наш мир, – сказал царь Исиде. – Можем начинать рыть канал.
Сехотеп был очень рад тому обстоятельству, что Икер был вместе с ним в этом путешествии. Юный писец был неутомим и справлялся с невероятным количеством важных работ. Ему приходилось проверять подсчеты, организовывать строительство канала, решать бесконечные технические трудности и ободрять мастеровых, жалобы которых он терпеливо выслушивал.
Медес тоже не бездельничал.
Он составлял текст указа, датированного восьмым годом правления Сесостриса III, в котором сообщалось о строительстве в Элефантине канала, соединяющего Верхний Египет с Нубией. Но работа не могла заглушить его тревоги: их отъезд из Мемфиса пришелся как раз на время перед разливом, а от Провозвестника никаких известий до сих пор не поступало. Конечно, заманить Сесостриса в эту негостеприимную местность, заселенную опаснейшими племенами, – мысль неплохая. Но конфликт мог оказаться долгим. Мало того, что Медес терпеть не мог путешествия, природу и плохо переносил жару. Он ведь мог стать жертвой случайной стрелы или шального дротика, пущенного каким-нибудь черным воином! Вместо того чтобы участвовать в сражениях, он с удовольствием посидел бы дома, в Мемфисе. Может быть, нужно было подать в отставку? Но тем самым он разрушил бы свою карьеру и навлек на себя негодование Провозвестника! Приходилось терпеть… И какими бы ни были обстоятельства, ему придется идти до конца.
Жергу тоже пал духом. Он был вынужден напряженно работать, а к этому он совершенно не привык. Поэтому он пил горькую. Когда однажды он пришел к Медесу, тому пришлось задать инспектору изрядную трепку.
– Прекрати вести себя как безответственный человек! Во время этой экспедиции у тебя роль одна из важнейших!
– Вы знаете нашу цель? Страна дикарей, которые видят удовольствие лишь в том, чтобы убивать и пытать ни в чем не повинных людей! Мне страшно… А когда мне страшно, я пью…
– Один из твоих подчиненных подал на тебя жалобу за твое окаянное пьянство! Тебя снимут с должности. И Провозвестник тебе этого не простит. Спровоцировав эту войну, он предвидел, что мы в ней будем участвовать на стороне армии Сесостриса.
Жергу боялся Провозвестника еще сильнее, чем нубийцев. Упоминание о возможной мести сразу отрезвило его.
– О боги! Что же нас ждет?
– Провозвестник передаст нам свои указания тогда, когда ему это будет нужно. Но если ты предашь его – каким бы образом ты это ни сделал, – он отомстит.
Жергу рухнул в соломенное кресло.
– Хорошо, я ограничусь только легким пивом, – безвольно прошептал он.
– Удалось ли тебе завоевать дружбу Икера?
– О, в этом я полностью преуспел! Это симпатичный и отзывчивый юноша. Им легко управлять. Но как он здорово помогает! Он вытащил меня уже из нескольких сложнейших переделок:.
– Рано или поздно нам придется убить его. Ведь он, сам того не зная, ищет именно нас. И если он поймет, какую роль мы на самом деле здесь играем, мы пропали.
– О, тут мы ничем не рискуем, у него слишком прямой ум! Он никогда не догадается.
– Постарайся-ка лучше его разговорить. Пусть выболтает побольше. Он находится в ближайшем окружении фараона, а значит, владеет информацией, которая может оказаться чрезвычайно нам полезной.
– Но он не слишком-то болтлив. У него только работа на уме.
– Постарайся спровоцировать его на откровенность.
После окончания тяжелого рабочего дня Икер сел в лодку, переплыл на ней Нил и сошел на западном берегу. Ему хотелось, как и советовал ему Саренпут, полюбоваться селением, где было приготовлено вечное жилище наместника, уже почти полностью отделанное каменотесами и художниками. Этим вечером мастера вернулись к себе, закрыв двери гробницы. Юноша мог бы насладиться мирным созерцанием заката и великолепием пейзажа.
Экспедиция фараона уже была почти подготовлена. Не считаясь со свободным временем, отдавая себя полностью, каждый стремился как можно быстрее и лучше выполнить свою работу. После такой гонки Икеру обязательно нужно было побыть одному. Его друзья – Северный Ветер и Кровавый – тоже устали, поэтому сразу же заснули бок о бок. Поскольку они не выказали желания отправиться с хозяином, Икер понял, что опасность ему не угрожает. Секари же, вечный его спутник, сегодня был занят каким-то любовным приключением. Икер был свободен…
Оставшись наедине с собой, вдалеке от постоянных забот, Икер снова почувствовал тягу к письму. Он смотрел на раскинувшийся перед ним грандиозный пейзаж, залитый волнами золотого света, и рука его невольно потянулась к письменным принадлежностям. Он сел в позу писца, рука его привычно побежала по табличке, чертя на папирусе могущественные символы, складывавшиеся по его воле в гимн вечернему солнцу.
Счастье оставалось для него недостижимым.
Конечно, многие придворные были бы счастливы, если бы им выпала честь играть завидную роль Царского Сына. Но как может Икер позабыть об Исиде? Другие женщины для него просто не существовали, он их не замечал. А ведь рядом с ним привлеченные его титулом умирали от желания быть замеченными многие воздыхательницы! Но ни на одну из них не были обращены его взоры, только Исида безраздельно царствовала в его сердце.
Она была выше и чувства, и страсти.
Она была сама любовь!
