Мириэл кивнула, думая, что ей еще никогда не было так хорошо, как теперь. Грудь сдавливало, распирало от потребности крикнуть в простодушные лица, что их обманывают, что она беглая послушница, завладевшая мешком дважды краденных денег и частью королевских регалий. Но она прикусила язык и проглотила крик.
Я знаю, тебе тяжело, – сказала госпожа Брайдлсмит, отпирая дверь и вручая Мириэл ключ от дома. – Моя сестра тоже была молода, когда потеряла первого мужа. Сейчас в это трудно поверить, но, попомни мои слова, ты оправишься от горя. Вновь выйдешь замуж и народишь потомство, как мое. – Она порывисто обняла девушку. – Если что понадобится, ты знаешь, где нас найти. – Наконец она милостиво удалилась, оставив Мириэл одну в опрятной холодной комнате, лишенной атмосферы сердечности и любви.
Мириэл бросилась на постель и разрыдалась, колотя кулаками по дереву, стуча пятками в истеричном плаче, еще более изнурительном из-за того, что нервное напряжение копилось в ней со дня смерти дедушки. Она ругалась, богохульствовала, металась, пока не почувствовала себя полностью опустошенной. Без сил, вся в слезах, Мириэл свернулась калачиком и провалилась в сон.
Пока она спала, мимо скромного маленького домика на бурой лошади проехал Николас, ведя за собой на поводу мула. На угрюмом лице молодого мужчины тоже отпечатались Невзгоды последних дней.
Мириэл проснулась далеко за полдень. В голове стучало, во рту пересохло. Она спустила ноги с постели и, потирая воспаленные глаза, чтобы прогнать сон и прийти в себя после нервного срыва, задумалась о своем положении. Ей очень хотелось вновь свернуться калачиком и повернуться спиной к белому свету, но она пересилила себя. Проявить теперь малодушие – значит просто посмеяться над собой. Ради чего тогда она рвалась на свободу? Ее судьба в ее руках, и нужно использовать все возможности, чтобы жить полной жизнью.
Встав с постели, она прошла на просторный задний двор с каменным колодцем посередине. Три яблони потрясали на ветру ободранными ветвями, на грядках небольшого огорода еще зеленели лук и капуста, посаженные прежним обитателем дома. Мириэл набрала ведро воды и умылась. От холода у нее перехватило дыхание, зато она сразу взбодрилась. Это также напомнило ей ежедневные омовения в монастыре святой Екатерины, и она виновато подумала, что, в сущности, ей крупно повезло.
Приведя себя в приличный вид, Мириэл надела накидку, взяла чехол и отправилась на рынок у церкви Святой Марии, раскинувшийся чуть выше на склоне холма. Рынок находился на этом месте со времен англосаксонского завоевания и не утратил своего значения даже после того, как на противоположной стороне города был сооружен замок и у подножия холма появилась еще одна, более крупная, базарная площадь. Теперь, когда до наступления темноты оставался час, торговцы убирали с прилавков свои товары. Многие уже ушли, чтобы успеть покинуть город до закрытия на ночь городских ворот.
У оставшихся торговцев Мириэл купила хлеб и сыр на ужин и маленький горшочек меда, чтобы было чем позавтракать утром следующего дня, а у аптекаря приобрела мазь от паразитов, дабы вывести вшей, перекочевавших к ней вместе с серым платьем, на которое она сменила монашеское одеяние.
Галантерейщик уже убрал почти весь товар, но при виде блеска монет согласился распаковать узлы. Мириэл выбрала две полоски кожи на ремень и пару серебряных пряжек, а также купила иголки, нитки и ножницы.
Тряпичная лавка была не закрыта, и Мириэл, поторговавшись с его хозяйкой, щуплой сухопарой женщиной, приобрела для себя шерстяное платье теплого красновато-коричневого оттенка.
– Хорошее платье, – прошамкала старушка почти беззубым ртом. – Его носила жена торговца гипсом, царство ей небесное.
Мириэл содрогнулась. Опять одежда покойницы. Скорей бы уж обзавестись собственными нарядами.
– Это тоже ничего. – Старушка извлекла из вороха тряпья платье из дорогой ткани густого сине-серого цвета и добавила: – Спереди немного подпалено, но можно поставить заплатку.
Приталенное, с широкой юбкой и нависающими рукавами, это платье было сшито по излюбленному фасону богатых женщин, у которых есть слуги для того, чтобы разводить огонь и готовить пищу. Не очень практичное, но в нем можно произвести впечатление, решила Мириэл.
– Его прежняя владелица тоже умерла? – спросила девушка, поморщив нос.
Лавочница удивленно глянула на нее и презрительно фыркнула:
– Нет, госпожа. Если уж ты такая привередливая, за это платье не бойся. Это наряд жены шерифа. Она отдала его своей горничной, после того как посадила подпалину, ну а та тоже носить не стала. С такими рукавами разве можно мешать в котле? Вот она и продала его мне.
– Сколько ты хочешь?
Женщина назвала неправдоподобную сумму. Торговаться Мириэл умела и любила. Дедушка посмеивался над этим ее даром, но и пестовал его. И сейчас она охотно вступила в торг.
Некоторое время спустя, торжествующая, раскрасневшаяся от удовольствия, с обоими платьями – синим и красновато-коричневым, – переброшенными через одну руку, она уже высматривала среди быстро редеющих рыночных рядов торговца тканями. Наконец она нашла нужную лавку, но ее хозяин уже собрался уходить. Мириэл чарующе улыбнулась, строя ему глазки, и тот, сдавшись на ее уговоры, опять выложил свой товар. Она набрала материи на два комплекта нижнего белья, а для верхней одежды купила отрез нарядной серой шерсти с вкраплениями из темно-зеленой нити. Ее взгляд с тоской задержался на рулоне мягкой материи сливового цвета, почти такой же, из которой было пошито ее любимое платье в Линкольне, но девушка устояла перед соблазном. Раз уж она представилась вдовой, значит, должна пока довольствоваться строгими нарядами темных оттенков.
Когда потемнело, а с реки потянуло вечерним холодом, Мириэл пошла домой. Из окон домов доносились запахи готовящейся пищи и горящих свечей. Она шла в потоке людей, разбредавшихся к своим очагам, и это дарило ей ощущение сопричастности. В толпе она чувствовала себя менее одинокой.
В своем маленьком домике она развела огонь и налила в котелок воду, потом, напевая себе под нос, зажгла свечи в железных подсвечниках. Пока вода грелась, она поужинала сыром и хлебом и принялась разбирать покупки. Красновато-коричневое платье будет ее повседневным нарядом, решила девушка, сине-серое – для более торжественных случаев. С иголкой и ниткой она управляется ловко, а потому подпалина – не проблема. Нижнее белье тоже шить недолго, ну а красивое платье из серо-зеленой ткани она закажет у швеи.
Мириэл со вздохом обвела взглядом маленькую голую комнату, лишенную каких бы то ни было украшений, некогда создававших домашний уют. От ее прежнего хозяина здесь ничего не осталось. Пожалуй, только опрятный вид помещения и свидетельствовал о том, что это было пристанище холостяка, не обремененного большой семьей. При этой мысли Мириэл мрачно улыбнулась. И опять здесь поселилось одиночество: изменились только пол и возраст нового жильца. Девушка тряхнула головой. Завтра же она купит тюфяк на постель и яркое одеяло, стены завесит драпировкой, полку заставит керамической посудой с зеленой обливкой, и комната из монашеской кельи сразу превратится в уютное жилье.
