— Назовите его «Мэган», — предложил я.
— Гм-м… Вообще-то у нас не принято давать военным кораблям женские имена.
— А вы сделайте исключение. Этим вы меня очень обяжете.
Ольсен вопросительно посмотрел на меня, а затем в его взгляде мелькнуло понимание. Наконец-то он вспомнил, как звали мою мать.
— Что ж, хорошо. Будет крейсер «Мэган». — Он немного помедлил. — Для меня это большая честь, коллега. Не из-за вашего отца, нет, просто… просто я польщён, что вы вверили мне память о дорогом для вас человеке.
Я ни на миг не усомнился в его искренности. За время полёта мы с Ольсеном прекрасно поладили и даже, несмотря на разницу в возрасте, сдружились. Так получилось, что он оказался моим последним наставником. Весь этот месяц он обучал меня самому сложному мастерству во всей науке кораблевождения — умению быть командиром. Безусловно, об этом его попросил отец, но Ольсен занимался моей подготовкой охотно, с вдохновением, вовсе не по долгу службы, а — как ни высокопарно это звучит — по велению сердца. Подобно всем хорошим шкиперам, он испытывал внутреннюю потребность передавать свой опыт младшему поколению. Впрочем, и сам он был далеко не старик, сорок лет — это самый расцвет для командующего офицера, а я стал первым выпускником его капитанской школы. Уже по одной этой причине я занял в его жизни и карьере особое место. Я уверен, что он отнёсся бы к работе со мной с не меньшей ответственностью, даже не будь я сыном адмирала Шнайдера…
Осмотр пехотинцами кораблей не выявил никакого подвоха, и контр-адмирал Сантьяго распорядился начать посадку экипажей. А пассажирский лайнер по-прежнему оставался на месте под прицелом орудий «Ориона» — уже на тот случай, если посредники привели с собой вражеские силы, которые прячутся где-то на отдалении, выжидая подходящего момента. А самый удобный для внешней атаки момент наступил как раз сейчас — когда совершается массовая переброска людей на утлых беззащитных шлюпках.
Ольсен включил систему внутреннего оповещения и отдал своё последнее распоряжение в качестве командира «Ориона» — назвал стыковочные шлюзы у которых должны собраться экипажи трёх новых кораблей для последующей посадки в шлюпки. Затем он повернулся ко мне и, согласно уставу, отсалютовал.
— Капитан Ольсен командование кораблём сдал.
Я ответил ему таким же салютом.
— Капитан Шнайдер командование кораблём принял.
Дежурный боцман объявил:
— Новый капитан на мостике!
На прощанье Ольсен крепко пожал мне руку.
— Удачи вам, шкипер. — И в сопровождении старпома Смита, единственного из команды «Ориона», кого он забирал с собой на крейсер, покинул мостик.
Вот и всё, подумал я, окинув взглядом рубку. Теперь я здесь полновластный хозяин. Я стал командиром корабля. Свершилось то, о чём я мечтал ещё подростком. Свершилось гораздо раньше, чем я мог допустить даже в самых смелых своих мечтах. Свершилось по воле отца… Ай, к чёрту! Пусть и так. Тем сильнее у меня стимул стать хорошим капитаном, доказать всем, что я не просто адмиральский сынок, «золотой мальчик», что я стóю чего-то и сам по себе, без моего папаши-диктатора…
— Лейтенант-командор Купер, — обратился я к первому пилоту. — До возвращения на Ютланд вы будете исполнять обязанности старшего помощника.
Он, конечно, ожидал этого, но всё равно лицо его просветлело.
— Есть, сэр!
— А сейчас проконтролируйте посадку наших пассажиров в шлюпки.
— Слушаюсь. — Он козырнул и вышел из рубки.
В отличие от гражданских кораблей и Астроэкспедиции, в военном флоте старшие помощники были лётчиками и считались заместителями капитана по лётно-навигационной части. На более крупных кораблях, третьего класса и выше, существовал отдельный пост помощника капитана по административной части, но на корветах и катерах эту функцию делили между собой старпом, который имел дело только с офицерами, и главный старшина, на чьи плечи ложилась вся работа с сержантским и рядовым составом.
Я прекрасно понимал, почему начальство не позаботилось заранее назначить нового старшего помощника на «Орион», коль скоро командор Смит покидал корабль вместе с капитаном Ольсеном. Обещание отца приставить ко мне няньку, если я не справлюсь со своими обязанностями, было не пустой угрозой. В случае неудачного командования кораблём я по прибытии на Ютланд гарантированно получу в старпомы опытного офицера, который, по сути, и будет настоящим капитаном на «Орионе». Отец, безусловно, знал, что я верно истолкую ситуацию с отсутствием в моей команде старшего помощника. Но если он думал, что я разозлюсь, то крупно просчитался. Я лишь ещё больше укрепился в решимости доказать свою профессиональную пригодность.
5
Переброска экипажей на новые корабли завершилась, и контр-адмирал Сантьяго наконец разрешил лайнеру стартовать. Когда пассажирское судно, окружённое энергетическим коконом, медленно и величаво погрузилось в вакуум и исчезло с обзорных экранов, наши артиллеристы слегка расслабились. Но не совсем — потенциальная опасность всё ещё оставалась, хотя теперь, располагая внушительной флотилией из сорока пяти кораблей, мы могли дать достойный отпор любому противнику.
Через полчаса, закончив предстартовую подготовку, совершил погружение первый из наших новых корветов. В соответствии с планом, он должен был достичь глубины десяти в тридцать восьмой степени градусов, что на три логарифмические единицы превышало номинальную, и в таком режиме пройти несколько световых лет — чтобы наверняка не оставить в инсайде трек, по которому можно было бы проследить его курс. Это делалось на тот случай, если посредники привели с собой корабль-шпион, который сейчас прячется где-то в апертуре, собираясь сесть нам на хвост.
Вслед за первым корветом, стартовал второй, а за ним и третий. Корабли нашей бригады прикрывали их уход, мы должны были отчалить в последнюю очередь. Но к Ютланду мы всё равно прибудем раньше — благодаря дополнительным излучателям, нам не потребуется много времени и сил на прохождение аномалии. Я подумал, что было бы вообще здорово, если бы мой «Орион» прилетел самым первым. Этим бы я показал отцу, что из меня получился неплохой командир, а кроме того, мне хотелось поскорее вернуться домой, к Элис и Лине.
Домой… Это простое, обыденное слово как громом поразило меня. За прошедший месяц я уже привык к фамилии Шнайдер — в конце концов, так меня звали от рождения. Я свободно оперировал понятиями «мы» и «наш» — вкладывая в них свою принадлежность к команде, к флоту, где я служил. Но теперь я подумал о Ютланде как о доме. Я ещё плохо знал эту планету, чтобы её полюбить. Кое-что в ней мне решительно не нравилось — в частности, что ею руководит не избранное народом правительство, а диктатор, обладающий неограниченной властью. То обстоятельство, что этим диктатором является мой отец, лишь усугубляло ситуацию… И тем не менее, я назвал Ютланд домом. Я начинал считать его своей страной. Нет, не новой родиной — до этого было ещё далеко, но местом, о котором я мог бы сказать: «Здесь я живу, это мой дом». И если шесть недель назад я согласился поступить на службу только потому, что не мыслил себя без космических полётов, то теперь я всей душой переживал за Ютланд и готов был сражаться за него…
