— Побудка касается лишь морских пехотинцев, — сказал Стивен. — Они прибирают палубу до рассвета. Потому как нельзя оскорблять восходящее светило недостойным его зрелищем. Боюсь, что этот ритуал восходит к языческим суевериям.
Немного погодя звезды начали тускнеть; небо на востоке посветлело, и через несколько минут вдали, над морской гладью, показался край солнца. Непродолжительный рассвет, а затем сразу наступил долгий день. Капитан Обри вышел из каюты, а сеньор Лопес из своего дома. Встретились они на причале. Лопеса сопровождала надоедливая обезьяна, которую пришлось припугнуть, чтобы заставить вернуться домой, а Джека Обри — штурман, знавший португальский язык, а также боцман, который должен был следить за ремонтом.
Когда утро было в разгаре, работой занималась уже вся команда, вернее сказать, все, кто остался на борту, поскольку Пуллингс на баркасе и Моуэт на катере с выделенными им матросами вышли из устья реки и стояли в морском дозоре. Но и на фрегате хватило матросов. Корабль был ошвартован возле треног, и плотники верфи хлопотали на его носу. На землю летели большие гладкие щепки: плотники орудовали своими инструментами, вытесывая новый бушприт, утлегарь и бом-утлегарь. Боцман вместе с помощниками и группой самых толковых моряков снимал почти весь стоячий такелаж, чтобы натянуть его заново после установки нового бушприта. На палубе и у бортов копошилась целая армия конопатчиков. Для этих сложных операций можно было использовать лишь немногих бывших матросов «Дефендера»; но ведь грести-то они с грехом пополам могли, поэтому вместе с морскими пехотинцами их отправили к источнику, находившемуся чуть выше по течению реки, чтобы пополнить запасы воды.
— Я чувствую себя прискорбно, видя, как братья мои трудятся в поте лица, а я бездельничаю, — произнес отец Мартин.
— А я вот не чувствую, — отозвался жизнерадостный, несмотря на бессонную ночь, Стивен. — Пойдемте прогуляемся. Мне сказали, что за мангровым болотом имеется тропинка, которая ведет через лес к открытой поляне, а на поляне растет пальма, название которой я, увы, забыл. Но я помню, что на ней растут круглые пунцовые плоды. У нас мало времени, будет жаль растерять его, напрасно бия себя в грудь.
Времени было мало, но вполне достаточно для того, чтобы отца Мартина укусила ночная обезьяна с совиной мордой; причем укус был опасным, до самой кости. Дело было так: миновав мангровое болото, они шли широкой лесной тропой, с обеих сторон окруженной стеной яркой зелени, прочное основание которой составляли деревья, переплетенные ползучими и вьющимися растениями, кустами, лианами и растениями-паразитами так, что внутрь не могло проникнуть ни одно существо, кроме змеи. Оба шли, улыбаясь как дети, пораженные бесчисленным количеством разнообразных бабочек, иногда им попадались колибри. После первых десяти-двадцати минут они так привыкли к стрекоту насекомых, что перестали обращать на него внимание и шли как бы в полной тишине, встречая очень мало птиц, да и эти немногие не пели. Однако, придя на поляну, где росли разбросанные далеко друг от друга деревья, они спугнули стаю разноцветных попугаев. Там на утоптанной тропе они увидели колонну марширующих муравьев, тащивших листья. Колонна была шириной в фут и такой длинной, что не было видно ни ее начала, ни конца. Разглядывая муравьев, Стивен увидел, что они состоят из двух видов — воинов и рабочих. Из любви к науке он на глаз определил количество насекомых на квадратный фут и возможный вес ноши, чтобы тем самым приблизительно установить размер груза, переносимого армией. Однако с арифметикой у него были нелады. Он царапал заостренным прутиком цифры на широком пальмовом листе, когда услышал испуганный крик отца Мартина: крик доносился от дупла в дальнем конце поляны.
— Тише! — воскликнул доктор, нахмурясь. — Три пишем, семь в уме.
Однако вопль повторился, в нем явственно звучало страдание. Повернувшись, доктор даже издали увидел, что рука отца Мартина залита кровью. Он бросился к нему, доставая перочинный нож и крича на ходу:
— Кто вас укусил? Змея?
— Нет, — ответил отец Мартин со странным выражением восторга и боли на лице. — Это была ночная обезьяна с совиной мордой. Она выглядывала отсюда. — Он показал на дупло. — У нее была такая милая полосатая мордашка с круглыми любопытными глазами, что я рискнул…
— До самой кости прокусила, — произнес Стивен. — Ноготь-то вы как пить дать потеряете, если только останетесь живы. Пусть кровь течет, дружище, пусть течет. Не сомневаюсь, что обезьяна была бешеной; и с кровью, Бог даст, яд выйдет. А теперь я вам перевяжу руку, и мы поспешим на корабль. Рану нужно как можно раньше прижечь. А где обезьяна?
— К сожалению, она сразу же убежала. Надо было позвать вас раньше.
— Давайте последуем ее примеру. Нельзя терять ни секунды. По берегу реки бежать легче, чем по мангровому болоту. Спрячьте руку за пазуху и имейте в виду, что платок мой.
На бегу под палящим солнцем отец Мартин, тяжело дыша, произнес:
— Не всякий может похвастать тем, что его укусила ночная обезьяна с совиной мордой.
Преодолев заросли молодого бамбука, путники выбрались на песчаный берег реки, ставший шире из-за отлива. Перед ними возникли два моряка — увалень Дэвис и Толстозадый Дженкс; с угрюмым видом они сжимали подобранные на берегу палки.
— Да это же доктор! — воскликнул Дэвис, который был посообразительней приятеля. — А мы подумали, что это индейцы-людоеды.
— Или тигры, — подхватил Дженкс. — Рыщут тут в зарослях, крови нашей хотят.
— Что вы тут делаете? — спросил Стивен, знавший, что оба матроса приписаны к дозорному баркасу.
— А вы слышали новость, сэр? — спросил Дэвис.
— Какую новость?
— Он ничего не слышал, — сказал Дэвис, пихнув локтем Дженкса.
— Так расскажи, — отозвался Дженкс.
Суть, извлеченная из горы словесного сора, заключалась в том, что «Норфолк» прошел мимо устья реки под незарифленными парусами, держа курс на зюйд-зюйд-вест, что капитан Пуллингс тотчас отправил баркас в Пенедо и что они с трудом отыскали фарватер. Поскольку прилив уже сошел на нет, то баркас на последнем участке так часто садился на мель, что чересчур грузным Дэвису и Дженксу, без которых можно было обойтись из-за наличия попутного ветра, велели добираться на своих двоих, наказав остерегаться тигров. Что касается мистера Моуэта, то его катер, прочно севший на песчаную банку, будет ждать, пока фрегат спустится вниз по течению.
— Баркас должен был добраться до места час назад, — предположил Дэвис. — Бьюсь об заклад, на фрегате теперь все носятся как угорелые.
Матросы действительно носились как угорелые и хлопотали как пчелы, причем под началом чрезвычайно активной матки. Обеды в капитанской каюте, кают-компании и кубрике мичманов были отменены, нижние чины довольствовались десятиминутными перекусами. Все работы по наведению внешнего лоска были прерваны; за собственный счет Джек, чтобы скорей покончить с бушпритом, нанял такую толпу плотников, что они, толкаясь, с трудом могли орудовать инструментами. С наступлением темноты работа продолжалась при свете огромных костров, разведенных на берегу; и, хотя еще многое предстояло довести до ума, Джек Обри был вполне уверен, что с вечерним приливом фрегат будет готов к плаванию.
