— Нет, чтобы попугать. Мне господин хороший сказал, что вы в карты проигрались на большую сумму, а платить отказываетесь.
— Но ведь это подлая ложь!
— Вот и господин наниматель говорил, что вы твердите — все это ложь, а проверить нельзя, понеже игра шла без свидетелей. Пугнем, говорит, князя Козловского, он сговорчивей станет.
— Где нанял вас этот человек?
— Деньги пожалуйте, тогда и разговор продолжим. Вы видите, я перед вами чист, все без обмана, все как на духу говорю.
«Доброжелатель» действительно держался очень спокойно и естественно, начни он ерничать или врать, Матвей бы давно схватился за шпагу.
— Можете не пересчитывать. — Он протянул усатому кошелек. — Так где вас наняли?
— Нанят я был в известный час во дворце во время бала.
— Стало быть, вы служите в охране?
— Зачем вам знать, где я служу? Я пришел к вам неизвестным и уйду неизвестным.
— Как зовут господина, который вас нанял?
— Имени своего он не назвал.
— Вы его видели раньше?
— Нет.
— Он француз?
На безучастном лице усатого первый раз за время разговора мелькнуло что-то похожее на удивление.
— Может быть, и француз, кто их разберет.
— А что вас заставило… побудило открыться мне?
— Беда наша общая — безденежье. Я и нанимателю согласился служить в известный вечер по той же причине. Квинтич… весьма разорительная игра. Когда везет, то большие деньги можно выиграть. Ну, а когда не везет…
Больше спрашивать было решительно не о чем, и Матвей ощутил свою полную беспомощность. Он столько думал об этом тайном свидании, так к нему готовился, позвал с собой Люберова, один Бог ведает, как было противно ему унижаться перед кичливым гордецом, наконец, выбросил огромные деньги — и все из-за чего? Чтобы услышать заведомую ложь, ловко всунутую в башку этому усатому болвану. И главное, он ведь, этот доброжелатель вшивый, совершенно верит в то, что говорит…
— Больше вопросов не имеете? Тогда позвольте откланяться. — Он уже сделал шаг к выходу из беседки и ногу над ступенькой занес, как из кустов, ломая ветки, выскочил Люберов с обнаженной шпагой.
— Нет, имеем! — крикнул он звонко. — Князь, смотрите, чтоб он в лес не сиганул.
Усатый сразу потерял всю свою значительность и важность, рот его ощерился, из-за чего стрелки усов поднялись и стали показывать другое, более раннее время.
— Я к вам как благородный человек, все как на духу выложил, а у вас засада в кустах!
— Это ты-то благородный человек, шельма усатая? Вначале ты получил деньги за убийство, а теперь тянешь с другого конца. Крепче держите его, Козловский, он что-то по боку рукой шарит. Говори, каналья, кто ты такой, где живешь и служишь?
— Не скажу! — рявкнул усатый, хотя руки его, заломленные за спину, крепко держал Матвей, а кончик люберовской шпаги упирался прямо в живот.
— Ошибаешься… — прошипел Родион. — Ты думаешь, что собрались благородные люди потолковать, поверить и спасибо сказать? У нас карета за углом. Кляп в пасть твою засунем, по башке шарахнем и в подвал отвезем. И будешь ты там сидеть до тех пор, пока на этот простой вопрос не ответишь.
«Во дает! — с восторгом подумал Матвей. — Не такой уж он кичливый гордец».
— Князь, обыщите его. И заберите ваши деньги назад. Платить надобно за информацию, а не за ложь.
Последняя угроза произвела на «доброжелателя» сильное впечатление, он согласен был расстаться со свободой, но не с деньгами.
— Не надо меня обыскивать, — сказал он поспешно, — я живу в доме бакалейщика Фанфаронова у Синего моста.
— Фамилия и звание?
— Унтер-офицер Сидоров.
— Сколько раз француз нанимал тебя для подобных дел?
— Один-единственный. Ей-богу — правду говорю. Вопросы задавал, это было.
— Какие вопросы?
— Я в охране дворца служу, ну и, конечно, глаза имеем. Вот наниматель и интересовался жизнью их величества, их сиятельства и прочая. Когда кушают, когда ко сну отходят, с кем в карты изволят играть.
— Ты знаешь, что за подобную болтовню грозит?
— Как не знать. Кабы не мои стесненные обстоятельства… Но вы же меня не выдадите, вам это вроде ни к чему…
— Это как же ни к чему? — заорал вдруг в бешенстве Матвей, тряхнув Сидорова изо всей силы. — Ты же меня чуть не убил! Нож в меня метнул!
— Это не я, это Шамбер, — поспешил оправдаться Сидоров.
— Ну вот, у нас и имя есть. Значит, Шамбер. И где он живет?
Сидоров больше не трусил, хоть шпага по-прежнему упиралась в пуговицу на животе. Он понимал, что деньги свои он отработал, угроза подвала тоже миновала, поэтому на вопрос Люберова он хитро сощурился и сказал:
— Что-то вы уж больно много за полтину узнать хотите…
— Князь, у вас есть деньги?
— Сколько?
— Накинь хоть пару рублей… — подал голос Сидоров.
— Где живет Шамбер? — продолжил допрос Люберов.
— Где-то у Троицкой набережной, но точно не знаю. Просто он проговорился как-то.
— Где у тебя бывают встречи с Шамбером?
— Он сам ко мне в камору приходит, не гнушается.
— Еще у него агенты есть?
— Точно не знаю, но думаю, что есть. Уж очень он любопытен. Особенно его интересует, какие во дворец посланники из чужих держав приезжают, долго ли у их величества задерживаются… ну и все такое прочее…
— Князь, дайте ему два рубля. Он заработал. Иди, доброжелательнейший из негодяев, допрос окончен.
Как только Сидоров почувствовал, что князь выпустил его из своих объятий, он стремительно перемахнул через перильца беседки и исчез в кустах.
— Ваш Шамбер — тайный агент, это точно, — сказал Люберов, вставляя шпагу в ножны.
— А ловко вы его, поручик Люберов. Примите мою благодарность. — Матвей и не заметил, как опять перешел на «вы», Родион хранил дистанцию в отношениях и не желал ее сокращать.
7
— Давайте еще раз все повторим, — настойчиво сказал Матвей.
— А что повторять? От вас требуется только одно — поймать книгу, когда я выброшу ее из окна, и немедленно уходить. Если меня схватят, разгадка тайны ложится целиком на ваши плечи.
— Уйти, бросив вас на произвол судьбы? Я так не привык…
— Произвол судьбы не такая уж неприятная штука, как думают иные. Судьба имеет в своем арсенале массу способов, которые помогут мне выпутаться из опасной ситуации. Даже если Миних видоизменил все в моем родном доме, эти изменения только внешние. Я знаю, какая ступенька скрипит на каждой лестнице, мне не нужно ощупью искать дверные ручки, я могу с закрытыми глазами дойти до отцовской библиотеки. У меня есть ключи от черного хода и от чердака. Знаете, у нас был замечательный чердак, полный всякого хлама: птичьи клетки, старые сундуки, поломанные кресла… Там было чучело лисы, очень искусно сделанное, но матушка его боялась и велела унести с глаз долой. В детстве мне запрещали лазить на чердак, потому что однажды я в виде протеста спрятался там и просидел целые сутки. Потом я вырос и мне торжественно вручили ключ от чердака.
