— Сейчас его дома нет. И когда будет, я не знаю. И зачем я только с вами говорить начала?
— Ну и забудь об этом разговоре. — Матвей засмеялся. — А когда Шамбер явится, ничего ему не говори. Я сам его найду. Поняла?
— Поняла… — с сомнением сказала девица, внимательно оглядывая Матвея.
— А чтоб лучше поняла, вот тебе денежка на ленту или конфеты…
— Ну? — спросил Родион. — Что узнал?
— Пошли отсюда. — Матвей разговор с девицей пересказал со всеми подробностями.
— Копеечные сведения.
— Именно столько я и заплатил.
— Не хмурься, поручик, — улыбнулся вдруг Родион.
Он все не мог привыкнуть к восхитительному ощущению: он не один в мире, он кому-то нужен, но Матвей не понял этой бескорыстной радости и проворчал:
— А чему радоваться-то?
— А хотя бы тому, что первый этап пройден. Но прежде чем призвать Шамбера к ответу, мы должны собрать доказательства, что он агент враждебной державы и ведет политику, противную России.
— А разве нам мало рассказа Сидорова?
— Может, мало, а может, в самый раз. Об этом надо подумать. Когда у нас все доказательства будут на руках, о Шамбере необходимо сообщить куда следует.
— А куда следует? В Тайную канцелярию?
— При чем здесь Тайная канцелярия? Она занимается вопросами внутренними. Я расскажу Бирону. Он человек государственный. И вообще он умен.
Они медленно шли по дощатой набережной, как вдруг Матвей резко остановился, глядя на приближающегося к ним мужчину.
— Это он! Родион, мы расстаемся. Ко мне подойдешь, если шпагами начнем махать. Понаблюдай со стороны, только незаметно. Да живо ты, черт!
Хорошо сказать — незаметно, а куда денешься, если вокруг ни куста, ни дерева. Не в воду же нырять? По счастью, Родион увидел открытую калит-ку в заборе, ограждающем чью-то усадьбу. С независимым видом, словно к себе домой, он вошел во двор и пошел вдоль забора, выискивая щелку. Но забор был новенький, доски пригнаны одна к одной. И вдруг неожиданная удача! В одной из досок выбитый сучок образовывал круглое отверстие. В этот глазок Родион и увидел, как встретился князь Матвей со своим давешним попутчиком. Шамбер выглядел франтом, на лице его сияла снисходительная улыбка, а Матвей так и лучился от счастья.
— Ба, какая встреча!
— Неужели вы, князь! — вторил Шамбер. — Вот уж воистину, как говорят русские: гора с горой не сходится, а… дальше я забыл. Я в России по долгу службы. При французском посольстве. Еще на балу, когда мы встретились так внезапно, я хотел задать вам несколько вопросов, но вы исчезли. Как это говорят русские: в воду канули…
— Хорошо, что не в Лету… Бог миловал, — усмехнулся Матвей, — задавайте ваши вопросы.
— С огромным прискорбием я узнал, что Виктор де Сюрвиль погиб. Как это произошло?
— И вы у меня это спрашиваете? — потрясенно проговорил Матвей. — Я мечтал узнать это у вас. Разве вас не было в карете во время разбойного нападения?
— Ага. Значит, на карету было совершено разбойное нападение? Понятно.
— Вы хотите сказать, что вам это только сейчас стало понятно? — С негодованием вскричал Матвей.
— Ну конечно! Я расстался с Виктором и вами в корчме «Белый вепрь», вы были вполне благополучны, но как бы это сказать…
— Пьян в лоскуты, — докончил Матвей. — Ничего не помню. Ни-че-го!
— А откуда же вы знаете о разбойном нападении?
— По количеству трупов. Пуля попала Сюрвилю в голову.
— Бедняга… — Шамбер легко коснулся треуголки, словно хотел обнажить голову в знак скорби, да передумал. — Я был рад встрече с вами, а засим позвольте откланяться. Спешу. — Он еще раз покачал головой, — вот ведь как грустно все! — а потом быстрыми шагами пошел прочь.
— Мы еще увидимся, — крикнул ему вдогонку Матвей, — сойдемся, как две горы!
Родион вышел из-за своего укрытия и бегом направился к Матвею.
— Поговорили?
— Так точно. Не верю ни одному его слову. Но больше он на мою жизнь покушаться не будет. Я сумел внушить ему, что безопасен. Он агент, он служит в посольстве, о нем надо заявить немедленно.
— Кому? — с горечью воскликнул Родион. — Дело в том, что я видел этого Шамбера неоднократно…
— Где?
— На манеже. У Шамбера замечательные отношения с Бироном. И кому я буду об этом заявлять? Может, Бирон тоже агент?
— Тише ты! Что говоришь-то? — зашипел Матвей. — Эдак и мы с тобой шпионы. Ох, и не нравится мне все это. Пошли в кабак, смоем с себя эту скверну!
11
— За что отца взяли, знаешь?
— Это есть загадка России. Я думаю — донос. Богатство его сгубило.
— Да, русский человек завистлив, — согласился Матвей.
Родион хотел было добавить в приливе откровенности, что не раз предупреждал отца, что боком ему встанут овчарные заводы! Однако прикусил язык. Всякая откровенность имеет свой предел. И негоже знать князю Козловскому, что Люберов-отец на купеческом поприще деньги наживал. Другое признание вырвалось само собой:
— Отец мой не родовит. По материнской линии — я князь, но род наш пресекся.
Разговор происходил ночью во флигельке на Фонтанке, куда после попойки Родион доставил Матвея.
Чтобы смыть с себя скверну, князю понадобилось столько вина, словно он, испачканный с головы до ног, употреблял оный напиток не внутрь, а наружно. До извозчика Матвей дошел своими ногами, а потом его совсем повело.
— Люберов, видишь? Луна, зараза, рожи корчит… И болтает без умолку! Я не против, пусть говорит, но почему мужским голосом? Луна — и вдруг бас! Экое паскудство!
Родион решил, что в таком виде он не смеет сдать Матвея на руки его дамам, и повез князя во флигель. Там Флор отпоил гостя рассолом и квасом, вскоре тот захрапел, но через два часа пробудился вдруг, больной, но почти трезвый. Стеная и проклиная все и вся, он разбудил Родиона, потом опять выпил квасу, потом сбегал на двор опростаться, ну а после этого в тепле и неге начались разговоры.
— Ну что, молчит теперь луна?
— Молча за нами в окошко подглядывает. Хорошенькая…
Посмеялись… А потом под присмотром улыбающейся луны Родион и поведал сокровенное, рассказал об аресте отца, про муки матери, про славный род князей Хворостининых, что верой и правдой служили царю и отечеству. Матвей слушал очень внимательно, но сделал несколько неожиданный вывод из возвышенных воспоминаний о предках.
— Понятно, почему ваш род пресекся. За службой отечеству предки твои забывали детей рожать. А потом все по монастырям разбежались! Но ты, Родион, не тужи. Мне, например, с моего княжеского титула мало проку.