А тем временем сэр Уот Скотт из Бокклю ехал верхом на запад от Эдинбурга, покончив, слава Богу, с участием в военных советах, собираемых правителем, и покинув своего доброго друга Тома Эрскина, расстроенного контрабандиста и свинью, страдающую похмельем.
Бокклю был привычен к войне. С того времени, как поражением под Флодденом закончился золотой век королевства, ведущего активную политику и развивающего свою культуру, сэру Уоту приходилось подчиняться детям или их наставникам и так называемым протекторам, занятым междоусобной борьбой за власть. И те, кто терял власть, неизменно искали покровительства английского короля Генриха VIII; он же, обуреваемый гордыней и подстрекаемый угрозой со стороны европейских держав, собирался захватить Шотландию, забрать маленькую королеву Марию в Англию, воспитать ее в английских традициях и впоследствии выдать за своего сына.
Генрих посылал все новые и новые войска в Шотландию, чтобы покорить ее. Он брал заложников, осыпал шотландцев подачками, дарил пенсии, предлагал высокие должности раздраженной и разоренной знати и в самый месяц рождения Марии и смерти ее отца короля Иакова, наголову разбив его войска у Солуэй-Мосс, увел в качестве пленников в Лондон половину пэров из шотландского предгорья: им была обещана свобода в обмен на письменное обещание способствовать заключению брака меду принцем Эдуардом и Марией.
Теперь Генрих был мертв, и на английском троне тоже сидел ребенок — Эдуард VI, за которого правил его дядя Эдвард Сомерсет, протектор Англии и ярый сторонник идеи Генриха женить мальчика на Марии. Сомерсет тоже сжигал, и разорял, и предавал мечу, и пытался привлечь шотландскую знать на свою сторону иными методами: король Генрих, одержимый похотью, без конца меняющий жен, отделил церковь своей страны от папской, и в Шотландии многие уже отворачивались от королевы-матери, француженки по происхождению, и старого союзника, католической Франции, с надеждой глядя на реформистскую религию.
Последнее, однако, не заботило Бокклю, которого в очень малой степени волновали вопросы добра и зла. О религии он размышлял лишь в том случае, когда она слишком тесно соприкасалась с политикой, а потому могла повлиять на судьбы его семьи, но нынешние религиозные трения его не беспокоили. Папа Римский был далеко не идеален, но старый Гарри Английский почти разрушил дом Бокклю в Бранксхолме, а потому стал в глазах сэра Уота самым безбожным еретиком. Когда у твоего народа нет постоянной армии, тебе ничего не остается, как защищать твой дом самому вместе с твоими ленниками, да еще оплачивать услуги иностранных наемников, насколько позволяет кошелек. Бокклю любил драться. Получив приказ, он повернул на запад, готовый выступить в поход, но по пути сделал крюк, чтобы заглянуть в Богхолл, замок, расположенный на смрадных торфяных болотах в центре Шотландии и принадлежащий Флемингам, семье, которая, как ни одна другая, была предана королеве: глава этой семьи лорд Флеминг был женат на бойкой незаконной дочери королевского дома.
Леди Флеминг, не только тетка, но и гувернантка королевы, отсутствовала, но Бокклю приняла в Богхолле ее крестница Кристиан Стюарт.
Она была любимицей Бокклю. Привлекательная, высокая, с темно-рыжими волосами красивого оттенка и твердой, решительной поступью, она рассуждала здраво и в совершенстве умела вести беседу: никто не мог бы по виду сказать, что девушка слепа от рождения. Она знала каждый уголок в Богхолле и нынче сопровождала сэра Уота, который уже обговорил с Флемингом свои дела; именно она и сказала Бокклю, что лорд Калтер в замке и сейчас находится наверху.
— Калтер здесь? — спросил Флеминг, тоже услышавший это. — Я думал, он уже уехал.
— Еще нет, — спокойно сказала Кристиан и медленно пошла за Бокклю, который, не теряя времени, несмотря на свои пятьдесят с лишним лет, поскакал по лестнице как горный козел.
Ричард, третий барон Калтер, старший сын Сибиллы, был действительно наверху — на крыше. Солнце там светило прямо в лицо, пробиваясь сквозь башни и зубцы; замок поднимался над торфяником, как маяк, а вокруг него, как морские отмели, простирались двор, парк и луг. На огромном пыльном фартуке двора, где скопились хозяйственные постройки, конюшня, псарня, курильня, сараи, кипела жизнь, которую можно было видеть и сверху в перспективе. Бокклю шел впереди, а девушка твердой поступью следовала за ним, и ветерок трепал ее рыжие волосы.
Лорд Калтер смотрел, как они приближаются. В нем нельзя было сыскать и следа самозабвенной одержимости новобрачного. Он был невысок ростом, плотного сложения, с каштановыми волосами; твердый взгляд серых глаз говорил о том, что на человека этого можно положиться. Ричард Кроуфорд в свои тридцать с небольшим лет владел немалым состоянием и привык повелевать. Он ждал с каменным лицом и заговорил, не дав Бокклю открыть рот.
— Если вы насчет Лаймонда, то не трудитесь напрасно, Бокклю.
— Да, я насчет Лаймонда, — мрачно ответил сэр Уот и разразился речью.
Как недавно Мунго Тенант, Кристиан Стюарт слушала и молчала, но выказывала участие и понимание, до которых Мунго Тенанту было далеко.
Бокклю разошелся вовсю:
— Вы можете и в самом деле быть в союзе с Лаймондом, если даете окружающим повод думать, что это так. Армия, снедаемая подозрениями, — заранее побежденная армия. Посмотрите, что творится вокруг! Пять лет назад обнаружилось, что ваш брат Лаймонд не один год продавал свою родину; потом он таскался из страны в страну, совершая все мыслимые и немыслимые преступления. И теперь вот он вернулся, прости его Господи, с душою, более черной, и с привычками, более скверными, чем прежде. А пока те, кто еще печется о национальном единстве, продолжают борьбу. Полмиллиона человек. Англичан же три миллиона, и они изо всех сил стараются втоптать Шотландию в грязь. А нас с вами, диких аборигенов, вышвырнуть вон, и землю поделить между всякими Дейкрами, Хоуардами, Сеймурами и Масгрейвами. В перерывах между набегами англичан все землевладельцы от Берика до Файфа лебезят перед Англией, как беременная судомойка перед своей хозяйкой. Господь видит, я их ни в чем не виню. Я сам брал английские деньги, чтобы защитить свой дом и своих людей. Вы обещаете предоставить им провиант и лошадей, а также не вступать в сражения, когда они вторгаются, и лижете им сапоги или же не делаете этого, что зависит от толщины стен вашего замка и от того, как вы понимаете совесть. — В раздражении он ходил по крыше взад и вперед. — А еще у нас есть распрекрасные Дугласы и другие, им подобные. Они признаны как посредники между шотландцами и Лондоном; у них есть золотишко, родовое древо, чистое и незапятнанное вплоть до самого желудя, а ратников столько, что с этой семейкой трудно объясниться начистоту. Обе стороны их уважают, деньги текут к ним рекой, потому что каждая партия считает, что может купить их преданность раз и навсегда. Но сэр Джордж Дуглас предан только своему дому, а если дьявол не вознесет Дугласов на вершину династической навозной кучи, то тогда пусть и сам дьявол отправляется к Римскому Папе. Вам ясно, к чему я клоню? — спросил Бокклю.
— Ясно, — отозвался лорд Калтер. — Продолжайте.
— Хорошо. Есть у нас такие люди, а есть и другие, вроде вас, кто является опорой трона из поколения в поколение, — ведь у вас столько поставлено на карту в Шотландии, что другая игра не стоит свеч, и вы продолжаете начатое предками… Мы считаем, что протектор вот-вот вторгнется к нам. Мы надеемся собрать армию и остановить его у Эдинбурга. Это будет не лучшая армия, потому что одним глазом она должна будет следить за лотианскими лэрдами, а другим — за Дугласами. И клянусь Богом, Ричард Кроуфорд, — закончил Бокклю так громогласно, что с башен поднялись голуби, — если придется приглядывать еще и за вами, то У Золотых Ворот в течение следующих недель будет стоять армия косоглазых шотландцев.
