Хромала предводительница куда заметнее, плечо ее оттягивал солидных размеров мешок, опутанный обрывком веревки. Поклажу Катерина с отвращением брякнула у брички. Начала вытаскивать из-под измятого жакета оружие: пару «наганов», «маузер». Села на землю, скептически понаблюдала, как Герман разжигает костерок. Прот уже тащил треснутый, найденный у дороги чугунок. Крошечное пламя наконец разгорелось, чугунок занял свое место. Катя ткнула носком сапога мешок:
— Паек разберите.
Прот принялся извлекать порядком перемешавшиеся продукты. Очищая облепленный стружками шмат сала, сказал:
— Вовремя вы, Екатерина Григорьевна. А как там вообще?
— Городок симпатичный. Народ ненадоедливый.
— Ну а больничка?
— На месте ваша больничка. Засада там была, — Катя начала, морщась, разуваться. — Вот знакомца нашего там не оказалось. По крайней мере, его мелодичного фальцета я не услыхала. Людишки сторожили пришлые, город знают неважно, потому мне и уйти удалось без особых проблем. Кстати, господин прапорщик, ваши белогвардейцы в городишке — ни ухом ни рылом. Через весь город я драпала, юбки подбирая. С пальбой, с улюлюканьем. Господа в погонах хоть бы почесались. Нехорошо-с.
— Я здесь ни при чем. У меня алиби, — пробормотал Герман. — Я тут ваши галифе сторожил.
— Гран мерси. Прот, ты мне, пожалуйста, хоть подорожник найди. Отекла нога, едва я доковыляла. Еще этот мешок, чтоб ему… Когда здесь нормальные рюкзаки появятся?
Катя завалилась спать, едва дохлебав щи. Остальной личный состав ужинал не торопясь, — в мешке оказались раскрошившиеся, но дивно вкусные пироги с яйцами. К тому же командирша принесла фунтик чаю, и трапеза вышла на славу. За чаем обсуждали последнее указание начальницы.
— Нужно отсюда побыстрее выбираться, — шептал Пашка, — это она совершенно правильно говорит. Только куда? Кругом нас ищут. К железной дороге не сунешься. Обратно к городу? Тоже не лучше. Обходить Мерефу и к югу на Борки подаваться? И куда мы тогда выйдем? Там уже сам Батька законы устанавливает. Что-то мне к нему не хочется, — Батьку разве поймешь?
— Если нас так активно разыскивают, нужно подальше уходить, и от больших сел, и от железной дороги, — пробормотал Герман, разглядывая при слабом свете карту. — Ваша Катерина Григорьевна вполне определенно выразилась, главное сейчас — уцелеть. Вопрос — каким образом? Но отсюда однозначно нужно уходить, лес небольшой, рано или поздно кто-то из крестьян на нас натолкнется. Можно, конечно, и их, того… по рецепту нашей барышни. В овраге такие джунгли, что слона припрятать можно. Но, может, хватит смертоубийств?
— Как бы над нами самими смертоубийства не учинили, — заметил Пашка, вытягиваясь на спине и подсовывая под голову приклад карабина. — Что там по карте? Куда лучше драпать?
— Да что я тут разберу? Это же филькина грамота, в которую селедку заворачивали, а не карта. И местность совершенно незнакомая. Я здесь не бывал никогда.
— Можно, я посмотрю? — нерешительно потянулся Прот. — Здесь, Герман Олегович, особо выбирать не приходится. Вот она, железная дорога. Через нее сейчас перейти сложно. Сплошные поселки и села. Если и удастся перейти, по другую сторону чугунки тоже многолюдно будет. На север, к городу — наткнемся на заставы. Там не только нас ищут, там вообще войск полно. На юг, за Мерефу? По слухам, сплошные банды. А если сюда нам уйти, а, Герман Олегович? На восток?
— Может, и можно, — сердито прошептал прапорщик. — Только здесь карта оканчивается. Край ойкумены. Знаете, что это такое?
— Знаем, — отозвалась с брички Катя. — Вы или шипите потише, или говорите нормально. Чего там есть, за гранью селедочной ойкумены?
— Там два крупных села, за ними Тимчинский лес, — сказал Прот. — Место глухое. Возможно, нам в ту сторону странствовать? Там людей мало.
— Откуда знаешь? — недоверчиво спросил Пашка. — По грибы из монастыря ходил, что ли?
— Я там не был. Но там недалеко действительно монастырь стоит. Я про него слышал. И про Тимчинский лес тоже. Нехорошее место.
— Ты говори, говори, не стесняйся, — пробурчала Катя, не поднимая голову с мешка-подушки.
— О Тимчинском лесе дурное говорят. Нечистый там хозяйничает. Для защиты и опоры и возвели двести лет назад Свято-Корнеев монастырь, дабы диавола отпугивать.
— Предрассудки, — неуверенно сказал Пашка. — Монастырь возвели, чтобы у местного трудового крестьянства деньгу выманивать.
— Вам, Павел, виднее, — Прот пошевелил прутиком угасающие угли. — Я в политике не силен. Только в тех местах сел и хуторов мало. Да и Муравельский шлях тот нехороший Тимчинский лес издревле стороной обходит. Видимо, и в старину те места людям не нравились.
— Да, дорога здесь приличный крюк делает, — пробормотал Герман, силясь рассмотреть карту.
— Ну и хватит глаза портить, — Катя натянула пиджак на голову, глухо пробурчала: — В нашем случае, что на разъезд напороться, что на нечистого, — один фиг. Пулемет для мебели таскаем, и «маузер» у меня почти пустой. Нищета. Как там, Павлуша, поется? «Так пусть же Красная сжимает властно свой штык мозолистой рукой?» Пардон, ты этого шедевра, должно быть, еще не слышал. Короче, придется сжимать наши железки изо всех сил, потому как больше ухватиться не за что. Всё, отбой. Смены часовых самостоятельно распределите.
* * *
Вот такая дикая жизнь. Герман повернул обратно к бричке. Предутренний ветерок мягко шуршал ветвями сосен. Бледнели звезды. Прапорщик остановился. Спящие в бричке дышали спокойно. Предводительница свернулась клубком, до ушей натянула рядно, только светлела макушка. Ветерок перебирал шелковистые бледно-золотые пряди. Почти как мальчишка стрижется.
Кто она? Кто она такая, черт бы ее взял? Лилит
[72]
с нежной поцарапанной шеей? Откуда дьявол вытолкнул ее тебе навстречу?
* * *
Река оказалась неширокой — саженей восемь, но вода несла стремительно, колебались на течении желтые кувшинки.
Отряд соблюдал осторожность. Впереди на карте обозначался мост, что сулило определенные сложности.
— Прямо горный поток, — вполголоса заметила Катя, поглядывая на быстро проплывающие по воде листья.
— Печенежский Донец, — пробормотал Герман. — Считайте, здешняя Волга.
Катя кивнула, она и прапорщик шагали впереди брички. Девушка придерживала лошадей под уздцы. С лошадками она управлялась спокойно, и Герман ревновал. Ведь сам втихомолку гордился не так давно приобретенными навыками. Для городского жителя научиться управляться со сбруей и бричкой не так уж просто. Нужно признать, товарищ Пашка помогал освоиться с полнейшей доброжелательностью. Видимо, считал, что при полной победе коммунии все равно всем без исключения придется за сохой по пашне ходить. Кстати, Герман сильно бы протестовать не стал — общаться с лошадками было куда приятнее, чем с большинством людей.
