Катя откинула задвижку, врезалась в дверь и, ошеломленная, отлетела назад. Дверь была заперта. Девушка тупо помотала головой, потерла ушибленное плечо. Что за херня? Быть не может!
Толстая стена приглушала выстрелы, но на подворье палили часто и заполошно. Катя цыкнула-сплюнула, присела на корточки, заглянула в широкую замочную скважину, разглядела толстый стержень старинного ключа. Вот, значит, как. Дверь снаружи сестра Ольга никогда не запирала. Экое досадное совпадение. И замочек, это антикварное чудовище, выходит, накануне совершенно случайно смазали? Ну, блин!
Размах, удар, дверь содрогнулась. Но держалась, будь она проклята. Невысокая, окованная полосами потемневшего железа, на диво добротно сделанная — держалась. Вот падла. Катя била ногой с короткого разбега. Дверь угрюмо ухала, содрогалась, со стены облетали струпья известки. «Фомку» бы сейчас, засов отжать. Катя, прихрамывая, развернулась для новой атаки.
— Екатерина Григорьевна, прекратите. Вы кости себе переломаете, — сказали из-за двери спокойным знакомым голосом. Сестра Ольга вернулась к исполнению служебных обязанностей и живых нервных ноток позволить себе уже никак не могла.
— Открой, я прощу, — негромко сказала Катя.
— Бог меня простит, — мягко ответили из-за двери. — Вы, Екатерина Григорьевна, проявите смирение. Вас происходящее не касается. Я обещаю, лично вас никто не тронет. Рассудок извольте сохранить, да и дверь заодно в покое оставьте.
Во дворе снова начали перестукиваться винтовки. Личный состав, невзирая на внезапность атаки, держался стойко.
— Лена, отопри. Последний раз прошу. Когда вырвусь, я тебя… Всю жизнь рыдать будешь. Не в свое дело ты полезла.
— За дела обители я отвечаю. Посидите покойно, Екатерина Григорьевна. К богу обратитесь, душу его советам распахните, смирение, оно ведь…
Катя, не жалея себя, врезалась в дверь. Хрустнули и доски, и кости. За дверью ахнули на два голоса, — рядом с сестрой Ольгой оказалась и верная сестра Евдокия.
— Да будьте же благоразумны, — дрожащим голосом воззвала долговязая сестра. — Голову себе разобьете.
Катя, отплевываясь от известковой пыли, от души выматерилась.
На подворье стукнул очередной выстрел, в этот же миг что-то звякнуло в стекло окна. Камешек! Катя машинально пригнулась, потом кинулась к решетке. Под стеной нетерпеливо вертелась знакомая фигурка — Вита в туго повязанном платочке, с каким-то свертком под мышкой.
Катя торопливо распахнула окно, обдирая предплечье, высунула сквозь решетку руку:
— Эй, что там?
— Бандюки! Много! Ловите, я докину.
Витка неловко замахнулась, Катя еще раз ободрала предплечье, но успела подхватить угодивший под срез окна лохматый сверток. Не жалея пальцев, продернула добычу сквозь кованые узоры.
— Спасибо, Витка. Прячься сейчас же!
Догадливая девчонка уже удирала вдоль стены.
В папаху оказался завернут «маузер», и даже с запасной обоймой. Катя лихорадочно проверила затвор.
— Екатерина, что с вами? — с тревогой спросили из-за двери. — Вы только сидите смиренно, и всё обойдется…
Во дворе знакомо затрещал «Льюис». Короткая очередь тут же оборвалась, но впечатление на нападающих, видимо, произвела. Во дворе разорались так, что даже в келье были слышны четырехэтажные загибы. Вслушиваться Катя не стала, вскинула «маузер» и принялась расстреливать дверь рядом с нижней петлей. Пробоины ощетинились светлыми щепками. Катя врезалась в дверь двумя ногами, преграда с хрустом перекосилась, и девушка, рыча и обрывая подол, протиснулась в щель.
В коридоре, обсыпанные белой пылью и щепками, сидели две монашки. Обе одинаково согнулись на корточках и одинаково прикрывали головы. Не обращая на них внимания, Катя метнулась по узкому коридору.
Оконце было в торце галереи. Чудный вид на грязный двор, на распахнутые монастырские ворота. В грязи лежали двое — кажется, инвалид-сторож и еще кто-то незнакомый, в нарядных синих чикчирах. За угловой постройкой засели четверо пришлых — один целился из «драгунки» в сторону гостиничной развалюхи, остальные бурно совещались. Лезть под пулемет пришельцам явно не хотелось. Еще двоих Катя разглядела за выступом стены. За сторожкой беспокоились оседланные лошади. Понятно — осада ветхой монастырской гостинички перешла в статичную фазу. Счастье, что атакующие не знают, что к «Льюису» патронов нет.
Катя осторожно приоткрыла окно, утвердила локти на широком подоконнике. Позиция — лучше не придумаешь. «Маузер» выдал скороговорку, трое пришельцев легли на месте, еще один шлепнулся в грязь, едва успев выскочить из-за стены. Надо отдать должное, соображали гости быстро. Пуля чиркнула по стене, заставив Катю отпрянуть от окна. Когда выглянула, налетчики уже были в седлах, гнали к воротам. Из окна гостиницы с молодецким посвистом высунулся Пашка, вскинул карабин. Почти попал. Катя быстренько подкорректировала стрельбу со своей стороны. Двое коней вылетели за ворота с пустыми седлами. Еще двоим налетчикам удалось уйти верхами.
— Екатерина Григорьевна, там у них тачанка. Они Прота уволокли. И ваш писклявый с ними, — завопил Пашка.
Катя высунулась подальше из окна, с трудом разглядела уходящую по сельской улице повозку, догоняющих ее верховых. Сплюнула с высоты в лужу:
— Павел, наших верховых живенько готовь. Я сейчас.
Наполняя магазин, Катя резко шагала по сводчатому коридору. Из кельи высунулась рябая пожилая монашка.
— Рано еще! — рявкнула Катя в перепуганное лицо. — Воюют здесь!
Сестры Ольга и Евдокия удрать не решились. Ольга-Елена медленно выпрямилась у побеленной стены, отряхнула с облаченья белую пыль. С деревянной усмешкой глянула на «маузер»:
— Расстреляешь нас?
— Эту-то дурочку за что? — Катя постучала стволом по макушке сестры Евдокии. — Ползи отсюда, сестра-ординарец, о тебя пачкаться не буду.
Евдокия отползла на шаг, подняла бледное веснушчатое лицо:
— Как же это, а, сестра Ольга? Я вас не оставлю. Разве господь позволит, чтобы…
— Рот закрой, пока мозги в башке, а не на стенке, — процедила Катя. — Не к тебе разговор.
Ольга смотрела бледная, высокомерная. Лицо точеное, иконописное — совсем святая.
— Сдала, значит, мальчика? — тихо спросила Катя. — Он-то что тебе плохого сделал? Продала? Или так — лишнее беспокойство отвела подальше от обители?
Елена надменно опустила густые ресницы:
— Так господь подсказал. Церковь наша от лжепрорицателей и колдунов-обманщиков излишне претерпела. Скверна и смущение от речей подобных бесноватых безумцев ныне плодится безмерно.
Катя смотрела в прекрасное строгое лицо и никак не могла поверить:
— Да что ж ты дура такая, а? Лена, Леночка, ведь мир — вон, он там, за окном во все стороны простирается. Открытый ведь мир, всем открытый. Ой, дура ты, — Катя зажала исцарапанной кровоточащей рукой рот, качнула головой. В глазах поплыло от сдерживаемых слез.
