— Что тут рассусоливать? Часть работы вроде как сделала, а дальше фиг его знает, — проворчала Катя, снимая с себя ремешок с колодкой «маузера». — Не вечно же мне сводным партизанским отрядом командовать? Держи, Павел. До цивилизации назначаешься главным пистолетчиком. Только вовремя зарыть машинку не забудь. Засыпешься, я тебе…
Пашка принял оружие, патроны и жалостливо сказал:
— А ты-то как? Совсем без всего…
— Я в иной ипостаси дальше двинусь. Надоело стрелять, — Катя окинула взглядом команду. — Что за уныние? План имеется. Выполнять творчески, но без фантастических завихрений. Справитесь. Паш, я тебя убедительно прошу подумать о мирной жизни. Организация регулярной физзарядки, бега трусцой и иных атлетических развлечений — достойнейшее дело. И пролетариату явная помощь, и загнивающий капитализм не найдет что возразить. Вита — ты, пожалуйста, на себе сосредоточься. Ты девушка деятельная, посему вековые обиды отстрани и займись личными делами. Только и их не форсируй. Чинно, аккуратно…
— Так шо я—…девчонка осеклась.
Катя взглянула на прапорщика:
— Вам, Герман Олегович, даже не знаю что сказать. Нет, идеи у меня есть. Но если озвучу, вы как истинный русский интеллигент их немедленно переосмыслите, и такая ересь получится… Вы на меня, пожалуйста, не обижайтесь. Можете не верить, но я к вам с неизменной симпатией относилась.
Герман неопределенно передернул плечами.
Катя вздохнула:
— Вот и ладненько. Всем счастья желаю. Имею честь откланяться. Прот, проводи чуть-чуть.
Мальчик не удивился, с коротким кряхтением встал от костра.
Блики огня скрылись за кустами. Молчали у огня, да и самой сержанту Мезиной было тошно. Прот молча пробирался рядом. Остановились под большим дубом.
— Вы, в общем, здесь не засиживайтесь, — сказала Катя. — Сам понимаешь…
— На рассвете уйдем, — угрюмо заверил мальчик.
— Отлично, — Катя помолчала. — Черт, не знаю, что и сказать. Короче, будь счастлив. Думать ты умеешь. В остальном физкультура поможет. Тут Пашка прав: иногда увеличение мускульной массы чудеса творит.
— Постараюсь. Только напрасно вы уходите, Екатерина Григорьевна. Не все мы еще здесь сделали.
— Да? И что конкретно нам предназначено?
— Не знаю, — едва слышно сказал Прот. — Обрывки вертятся. Может, вообще морок?
— Да уж, морок — это такая штука… прилипчивая. Собственно, ты и сам знаешь, как я раньше вляпывалась.
— Ну, если это называется «знаешь»…
— Не грусти. Раз мы толком ничего не знаем, значит, надлежит следовать логике. В смысле — выполнить приказ. Прот, ты не обижайся, но я еще раз спрошу: ты точнее не знаешь, зачем я сюда приходила?
— Сказал бы…
— Верю, — Катерина сунула мальчику извлеченный из-за голенища штык. — Слушай, от меня не очень воняет?
— Умеренно.
— Ладно. Будь счастлив, Прот Павлович, — Катя шагнула за ствол дуба.
Зашуршало. Догадливый мальчик сразу направился обратно к костру. Ну, индейским следопытом ему не стать — хромота мешает. Наверное, в иной области свои удивительные таланты проявит. Проклятые таланты, если честно.
Уйти просто. Сосредоточиться, прикрыть глаза. Чип активируем только для уверенности. Двинулись…
* * *
Уйти просто. Окончательно уйти невозможно. В нос ударила вонь сотен автомобильных двигателей, глаза ослепил неестественный желтый свет уличных фонарей. Все вокруг урчало, неслось, шелестело шинами и обрывками музыки, а глаза все еще видели лесную живую тьму, уши слышали ропот листвы.
Эстакада. Слава богам, не на саму проезжую часть шагнула товарищ Мезина. Под ногами узкая полоска тротуара. Очень дисциплинированно угодила, а главное, благоразумно.
Катя, морщась — побаливала ушибленная о бордюр стопа, — потащилась на базу. Промахнулась товарищ Мезина километра на два. Мост этот длиннющий, подпертый сбоку метромостом, слева «бублик» республиканских Лужников. Дальше Комсомольский проспект. Может, еще и встретит аварийно-поисковая служба. Вечно они координаты отслеживают с опозданием.
«Уходя, уходи». Это откуда? Наверное, классика. Мозг, возмущенный мгновенной сменой окружающего бытия, работать отказывается. Странно это все. Прибытие уже объявили, паровоз, окутанный пышными облаками пара, уже остановился, проводники протирают поручни, а задние вагоны еще постукивают на стыках рельс, еще катят по пригородам. Посадки вдоль полотна, козы на изжеванных веревках смотрят вслед составу…
Не доехала. Вот ты пассажирка сучья.
А что было делать? Остаться насовсем? Было уже, о довоенном богемном Париже подумывала, мля такая. Ладно, это накрепко забудем. Но надо было проводить команду.
Куда?! Где там безопасное место? Полтава? Крым? Одесса? Сидней?
Ох, дерьмово на душе. И задание это идиотское, то ли задание, то ли бред собачий. То ли выполнила, то ли нет?
Да ну его в жопу, это задание. Не дойдут ведь ребята.
А ты что могла? За руку вести? Дойдут.
Может, и дойдут. Но не по-товарищески вот так…
Да?! Не «по-товарищески» или не «по-честному»? Дойдут, если собачиться не будут.
Катя осознала, что шагает довольно странно: тщательно переступая через бумажки и мятые пластиковые бутылки. Чтоб, значит, под подошвой не хрустнули. Угу, чаща, тишина, враги кругом. Карабин проверить не забудь…
Враги не замедлили напомнить о себе: промчавшийся мимо «БМВ» лихо просигналил. Не враг, конечно. Так, интуитивно одаренный самец. Возвращенка нынче щеголяет в юбке кошмарной и уж в таких обносках… Бомжиха. Но при беглом взгляде еще ничего. Хорошо, что чуют исключительно интуитивно. Запашок-то, наверное…
Взлетела с асфальта испуганная автомобильным вихрем серебристая бумажка, прилипла к юбке. Вот все к вам, Екатерина Григорьевна, липнет. Не чисты-с. Да уберегут вас боги еще один клад отыскать.
На бумажке-обертке было написано «Мороженое советское». Нет, не альтернативная это реальность, просто рекламный ход. Упор на ностальгию покупателя. Продукт Кате как-то довелось попробовать: жутко жирная отрава.
Фольга сама собой скаталась в шарик. Катя шла по бесконечному мосту, катая крошечный мячик между ладонями. Зачем все это было? Зачем мы друг друга убивали? Великий эксперимент. Мороженое «Советское», пломбир «Императорский»… Ладно, результат отрицательный. Но ведь можно было догадаться? Нет, не о результате. О том, что пулями и штыками новую светлую жизнь не построишь. Впрочем, и старую уютную морем пролитой крови не сохранишь, не склеишь. Столько жизней, столько труда… Тупо не могли договориться?
Серебряный шарик Катя отправила в ближайшую урну. Попался мусорный ящик уже на Комсомольском проспекте. Жутко редкая вещь эти помойки…
