Сняли Окунева. Почувствовавшая себя на своем месте Мотя скомандовала, куда тащить, бодро ухватилась за носилки.
— Ты про Ленчика не забудь. Глянь в бумажки, — напомнила Катя, забираясь в кабину. — Я сейчас вернусь.
Военфельдшер обернулась, что-то крикнула, но «ЗИС» уже сдавал задним ходом.
Машина вылетела наверх. Проклятая коробка опять бастовала. Катя не без труда свернула с дороги. Наезженная колея вела куда-то в сторону Золотой балки. Направление нужное, вот только как бы в воронку не влететь.
Катю остановили минут через десять.
— Куда прешь! Простреливается!
— Так разгружай! В рот пароход! — завопила Катя, высовываясь из кабины прямо на капот. — Мне ждать некогда.
Траншеи тянулись по обратной стороне высоты. «Колючка». Замаскированный дзот. Стрелковые ячейки. Впереди, ближе к северу, громыхало и громыхало. Кажется, даже утреннее небо стало серым.
— Мины? Туда сворачивай, — к машине подошел худощавый капитан.
— Товарищ капитан, — взмолилась Катя. — Дайте здесь сгрузиться. Мне в госпиталь ехать. Срочно.
— Это что еще за явление? — удивился капитан, глядя на светловолосую, измазанную подсохшей кровью девушку. — Почему на нашей машине?
— Рядовая Мезина, — поспешно доложила Катя. — Из монастыря раненых вожу. Машину разбило, а тут ваша. Водитель ваш — того. Раненые ждут. Разгрузите, а?
— Туда давай, — капитан махнул рукой. — Раз в монастырь, у нас двоих захвати. Только что зацепило.
Катя помогла сгрузить боеприпасы у ниши, вырубленной в скале.
— Что так мало? — прокряхтел немолодой сержант.
— Не успела налепить побольше, — огрызнулась Катя. — Где ваши раненые?
— Постой, — капитан ухватил за рукав. — Ты откуда такая?
— Вчера была из зенитного прикрытия отдела «К».
— Это что такое?
— У штаба ГКО стояли. Только накрылась наша стучалка. Теперь вот на машине трясусь.
— Понятно. А это откуда? — Капитан ткнул пальцем в автоматные подсумки на ремне девушки.
— Кавалер подарил. Ему уже без надобности, — не стрелок.
— У вас там дела лихие, — покачал головой капитан, внимательно всматриваясь в чумазую девушку. — На машину сажают необученных, пистолетами-пулеметами одаривают. Анархия.
— Да вы что, товарищ капитан, — если нужно, возьмите. Вы ж на переднем крае, — Катя сдернула с пояса подсумки. — Мне эта тяжеленная железка в кабине мешает. А насчет шоферства моего, — я разве напрашивалась? Раз такая обстановка — села за баранку. У вас, кстати, шофера нет? Он бы вам обратно машину пригнал. В госпитале-то совсем транспорта нет.
— Лишних людей и у меня нет. Гансы того и гляди полезут…
— Воздух!!!
Часы шли. 6.48. Катя лежала, почти уткнувшись носом в циферблат «Zenitha». Тиканья не слышала. Разлепляла ресницы, — секундная стрелка бежала, вздрагивая и дергаясь вместе с содрогавшейся землей. Уши залепил плотный звон. Должно быть, слегка оглушило. И к лучшему, — вой пикировавших самолетов пробирал до самых нервов. Вроде не первый раз под бомбами, а все равно…
6.52. Четыре минуты. Как четыре года. Будь она проклята, VIII авиагруппа
[48]
. Вот суки!
«Штуки»
[49]
, отбомбившись, ушли. Вслед им еще бил одинокий счетверенный — звук выстрелов пробивался в уши, как сквозь вату. Капитан что-то беззвучно говорил, три или четыре зуба у него были стальными, блестящими.
— А?
— Каску, говорю, зря не носишь, — капитан снял руку с девичьей шеи: все время светловолосую гостью в стенку ячейки вжимал, как будто Катя под бомбы вздумала бы выскакивать.
— Потеряла я каску, — пробормотала девушка, отряхивая волосы.
— Ну, так езжай ищи, — капитан глянул на оседавшие за высоткой столбы пыли. — Давай-давай. «Лаптежники» по Мраморной балке разгрузились. Сейчас могут и к нам завернуть. С утра у нас что-то скучновато было, не то что там, — капитан кивнул в сторону города.
— Ага, я поехала. Раненых давайте.
Двоих подняли в кузов. Катя передала сержанту автомат и, мгновение поколебавшись, высунулась из кабины.
— Товарищ капитан, можно на секунду?
— Что еще, ездовая зенитчица?
— Я по дороге у Николаевки одного вашего раненого командира подобрала. Вы ведь из 456-го
[50]
?
— Это кто из наших там оказался?
— Да я разве спрашивала. Он вроде к вам ехал. В общем, говорил, дела лихие. В центре наши пятятся. З86-я не выдержала. И фланги поползли. Немцы через Северную бухту перебрались. В общем, скоро приказ отходить будет.
— Ты языком-то не мели, рядовая. Слухи всякие разносишь. Мы здесь до морковкина заговенья держаться можем.
— У вас еще сутки тихо будет. А Гору сдают. Приказ об отходе вот-вот поступит. Только я не об этом. Тот ваш товарищ говорил, что если не удержимся, он бы лично вперед рванул. За Балаклаву. К партизанам пробиваться.
— Ну-ка выйди сюда, — негромко приказал капитан. — Ты откуда такая умная-знающая? К самодеятельности зовешь, панику наводишь? Драпать, значит, мысли имеются? Как тараканы, в разные стороны? За такую полу-умность знаешь как отвечать придется?
— Знаю, товарищ капитан, — Катя невесело улыбнулась. — Мы ведь тоже почти пограничники, за рубежами смотрим. По-разному тактические решения толковать можно. Кто скажет, «как тараканы», кто — «в контратаку на прорыв». За спиной море, там окапываться нам затруднительно.
— Ну-ка выйди, боец! — гаркнул капитан.
Но Катя уже дала задний ход. «ЗИС», переваливаясь на ухабах, начал разворачиваться. Катя еще видела разъяренное лицо капитана. Стоять они будут. Вот так. Приказа № 227
[51]
в армии еще нет, а в этом полку он уже есть. Еще неделю будут в окружении драться. Им заградотряды не нужны.
Ладно, хоть по машине стрелять не начали. Зато по кабине отчаянно забарабанил раненный в лицо боец. Второму было все равно — лежал без сознания с оторванной ногой.
7.22. Немцы пробились между левым флангом 386-й стрелковой дивизии и 8-й бригадой морской пехоты. Ожесточенный бой между высотой 111,0 и хутором Дергачи. Резервы из остатков 25-й Чапаевской стрелковой дивизии пытаются ликвидировать прорыв.
