А как же моря, лежащие в округе? Увы, они не манили сказочными богатствами, которые привлекали искателей драгоценностей в более теплых водах, здесь не найдешь ни жемчуга, ни улиток murex, из которых получают пурпур, столь высоко ценящийся в странах Средиземноморья.
И тем не менее жизнь в северных водах протекала под знаком богатства и благополучия. Жители островов очень рано осознали, какой добычей они могут заменить урожай и как ей достойно распорядиться.
ГЛАВА ВТОРАЯ
МОРЖИ-СЕКАЧИ
На календаре — вновь тот самый год, исчисливший свои дни пять тысячелетий тому назад. В этот июньский день небо над Оркни покрыто тончайшими росчерками перистых облаков, перемежающихся голубизной. Западному бризу, кажется, не хватает дыхания, и он, захлебываясь в собственных порывах, продолжает повторять: «Дюны волн, пустыня моря, непогоды ждите вскоре», — хотя солнце все еще брызжет искрами огня, словно занято диковинной сваркой.
На острове Санди Айленд (или острове Воскресения, в корнесловии которого спрятано английское слово ««солнце», ведь ему и был некогда посвящен этот день недели), итак, на острове Санди Айленд темно-оранжевое — цвета шафрана — песчаное побережье, протянувшееся на многие мили. Обрушивая тяжелые валы, океан оттачивает береговую линию пляжа, чтобы она стала острой, как лезвие. И кажется, что это кривая турецкая сабля поблескивает на солнце. Местами она поблекла, словно ее небрежно починили, набив грубые шершавые наклепки размером в несколько акров. Издали кажется, что каждая такая заплатка соткана из сотен созданий, приблизившись к которым вы сможете оценить из размер — они просто необъятны, а их форма напоминает цилиндр. Эти божьи творения тесно жмутся друг к другу, словно они и впрямь хотят стать единым существом. Большинство их, развалившись на спине, погрузилось в блаженную летаргию, подставляя солнцу собственное брюхо и ничуть не беспокоясь из-за того, что оно, брюхо, так и сияло жаром, обжигая скользившую по нему тень приморской жимолости.
Пучеглазые физиономии, острые, торчащие в разные стороны усы, глубокие борозды морщин на щеках и подбородке делают все это множество существ как две капли воды похожими на твердолобого полковника Блимпа — крайнего консерватора, ставшего притчей во языцех. Отличие лишь в том, что каждый — не учитывая разницы в возрасте и поле — волочит пару изогнутых книзу и блестящих на солнце бивней. Бивни у самых крупных секачей — длиной и толщиной с руку мужчины. Они так и блестят, залитые слепящим солнцем, разливая вокруг своих грузных хозяев сияние сакральной ауры первобытной мощи.
Устрашающие, как может показаться с первого взгляда, эти бродяги, заполонившие (подобно нынешним отпускникам средних лет) изогнувшийся берег, все же имеют в своей внешности нечто, внушающее симпатию. Возможно, потому, что они, кажется, поняли, в чем же заключается смысл жизни. Вот они сидят вразвалочку на песке, но не все. Поодаль собрались небольшими партиями нарушители закона — это самки моржей полощут в волнах прекрасно загоревшие спины и бдительно следят за своими детенышами, резвящимися в волнах прибоя.
В воде эти могучие создания преображаются; их шкура, приглаженная струями, лоснится, а сами они искусно ныряют, властвуя над этой стихией, которую — не будь потребности в родах, любовных играх и загаре — у них не было бы никогда и никаких причин покидать. Вода была и остается истинной и неизменной средой обитания моржей с тех самых пор, когда предки современных секачей не пожелали более жить на земле. А случилось это многие миллионы лет назад.
ДОСТИГАЮЩЕМУ ЧЕТЫРНАДЦАТИ ФУТОВ В ДЛИНУ, чрезвычайно мускулистому, облаченному в прочную, как броня, кожу взрослому секачу в океане не страшен никто. Общительные и любезные, конечно, когда им не приходится вставать на защиту своего рода-племени, эти животные живут стадами. Их огромные, пребывающие вдали от цивилизаций сообщества расселились по всем северным океанам.
В культурах мира они известны под самыми различными именами. Завидев секача, эскимосы скажут айвалик, русские — морж, скандинавы — гвалросс, англоязычные народы — си-кау (морская корова) и си-хорс (морской конь).
Но как бы этих животных ни называли, моржи оставались основным источником благополучия людей даже в сумерках незапамятных времен, на заре человечества.
Однажды в музее Института Арктики и Антарктики в Ленинграде ко мне подошел один сибирский археолог, указал рукой на вырезанный из желтой кости предмет замысловатой формы и осведомился, знаю ли я о том, что же за вещь выставлена здесь.
— Поделка из кости, — был мой ответ, но, решившись выдвинуть дерзкую гипотезу, я тут же добавил: — Из кости слона. Или, может быть, мамонта.
— Поделка из кости, да. Это рукоять меча, найденная во время археологических раскопок в Астрахани, лежавшей некогда на древнем торговом пути в Персию. Но эта кость не принадлежала ни слону, ни мамонту. Это — морж. Вы, должно быть, знаете, что на севере Азии и Европы был очень длительный период, когда основным поставщиком поделочной кости оставался морж, точнее, его превосходные бивни. Были времена, когда бивень можно было обменять на золото, весящее больше бивня.
Сибиряк-археолог продолжил свою повесть и рассказал мне об одном из московских князей, захваченном татарами в плен; в качестве выкупа за него попросили 114 фунтов золота — или бивней моржа. И это не единичный пример. С глубокой древности до семнадцатого века, то есть уже нового времени, изделия из моржовой кости были наиболее престижными и высоко ценящимися предметами роскоши, какие только могла себе позволить цивилизация севера. Компактные и легко переносимые зубы моржа — в той форме, какую придала этим «слиткам» из кости сама природа, — служили валютой, кроме того, из них вырезали различные, весьма ценные предметы — одни из них были чисто декоративными украшениями, покрытыми орнаментом; другие имели относительное практическое значение, например, украшали рукоятку меча или кинжала; наконец, третьи использовались в языческих обрядах, в частности, служили фаллическим символом в культах плодородия.
— Зубы моржа, — продолжил свой рассказ археолог, — с незапамятных времен служили в качестве «белого золота». Здесь, на севере, не было ничего: ни драгоценных камней или металлов, ни пряностей — словом, ничего, что могло бы быть столь же желанной валютой
[5]
.
Именно моржовая кость использовалась в качестве материала для самых дорогостоящих и изысканных резных поделок, например, этих шахматных фигур, являющихся частью набора, найденного на Внешних Гебридских островах
Как странно, что этим неприглядным гигантам судьба уготовила стать кладезем столь удивительного богатства и благополучия.
