Относительное изобилие древесных пород, характерных для Скандинавии, среди обломков, найденных в ходе археологических раскопок на местах средневековых поселений на Шетландских и Оркнейских островах, свидетельствует о том, что островитяне этих северных архипелагов достаточно часто совершали плавания к берегам Скандинавии. Поэтому неудивительно, что их корабли могли послужить образцами для судов, которые вскоре стали отправляться в дальние плавания от побережья норвежских фьордов.
На рубеже VII–VIII вв. скандинавские корабли нового типа, именуемые по-норвежски хавскип, а впоследствии — кнорр, начали появляться в водах Западного океана. Будучи более широкими, имея большую осадку и меньшую длину, так называемый двухносый хавскип имел гораздо более высокие борта и, что самое важное, длинный киль, позволявший кораблю «держаться на воде», когда он шел под парусом. Как и суда альбанов, он имел прямые паруса такого типа, которые позволяли ему ходить относительно близко к ветру. Хавскипу не приходилось, как его предшественникам, плавать исключительно на веслах. Несмотря на все ограничения, обусловленные цельно-деревянной конструкцией, корабль викингов, по всей вероятности, не уступал своему аналогу — кораблю жителей Северных островов, которого он весьма напоминал и по форме, и по мореходным качествам.
Жители фьордов, плававшие на этих судах, весьма быстро освоились с ними, и нам представляется вполне резонным предположить, что столь скорыми успехами они были во многом обязаны своим учителям — мореходам-альбанам. Более того, отправляясь в свои первые плавания в Атлантику, они вполне могли воспользоваться услугами своих учителей-альбанов, которые — за плату или по принуждению — служили у них капитанами и лоцманами.
Нет сомнения в том, что первые норманны, появившиеся на Шетландских островах, прибыли с мирными намерениями, привезя с собой груз железа, муки и хорошей древесины. Они вполне могли устроить порт в прекрасной гавани Брессэй Саунд, служившей в древности главным перевалочным пунктом и пакгаузом Северного архипелага. Истории, которые они рассказывали по возвращении в Норвегию, а также товары, полученные в результате выгодных торговых сделок, еще больше подогревали аппетит других искателей легкой наживы.
Но далеко не все норвежцы собирались отправиться в плавание на запад ради торговли. Коммерция была далеко не главным родом занятий норманнов. Многие унаследовали от своих предков таланты потомственных громил и разбойников.
Разбой оказался делом куда более выгодным, чем торговля. Рейнджеру незачем было вкладывать деньги в приобретение товаров; не зависел он и от того, что ему предложат в обмен на них его неведомые партнеры по бизнесу в чужих краях. Третьим и, видимо, решающим преимуществом разбоя перед торговлей было то, что лишь немногие из ценностей, которые можно заполучить путем обмена, могли сравниться с богатствами, захваченными силой.
Ненасытная тяга викингов к драгоценным металлам, камням и прочим предметам роскоши позволяет предположить, что стремление любой ценой раздобыть все эти сокровища явилось основным мотивом их вторжений в Европу. Однако истина заключается в том, что подобные вещи — это всего лишь сахарная пудра на пироге. Главным предметом устремлений викингов был захват невольников. Как пишет в своей книге «Свирепства норманнов» Джон Мардсен, «торговля янтарем, мехами и моржовой костью была всего лишь второстепенным мотивом экспансии скандинавов… главной же целью их походов была работорговля»
[35]
.
Скандинавы до такой степени увлеклись этим бесчеловечным бизнесом, что с легкостью продавали в рабство… собственных детей. Так, Адам Бременский ок. 1070 г. писал, как датские сьяэлландеры приобрели у своего короля лицензию на право захвата других иноземцев, но вместо этого использовали ее как разрешение на порабощение других данов (датчан).
«Как только одному из них удавалось захватить другого, он тотчас продавал его в рабство, все равно кому — варварам или одному из своих собратьев».
Что касается общественной системы эзиров, то она издревле была основана на рабстве и по-прежнему во многом зависела от него. Согласно данным переписи, проведенной в Исландии в 1096 г., на острове насчитывалось всего 4560 свободных мужчин, тогда как общая численность населения в шесть или семь раз превышала это число. В хозяйствах и усадьбах зажиточных норвежцев редко насчитывалось менее дюжины рабов.
Рабы играли важную роль не только на сцене внутренней жизни Скандинавии, они были весьма существенной статьей международной торговли. Крупнейший торговый центр на землях Швеции, знаменитая Бирка, славился далеко за ее пределами в первую очередь своими обширными невольничьими рынками, активный интерес к которым проявляли покупатели из далеких стран, в том числе — из Аравии. Знаменитая историческая хроника «Анналы Ольстера» в записи под 871 г. донесла до нас весьма выразительное сообщение о возвращении одного из капитанов викингов в Ирландию из разбойничьего похода на Альбу:
«[Он] вновь вернулся в Атх-Клиатх (Дублин) из Альбы во главе двухсот судов; с ним прибыло множество людей: англов, бриттов и пиктов, которых он привез в Ирландию в качестве невольников».
Экономическое процветание Дублина в период владычества викингов во многом было обусловлено его особой важностью в качестве крупнейшего рынка работорговли. В последней трети VIII в. Дублин превратился в важный центр скандинавской работорговли, в сферу интересов которой входили территории от Исландии до Ближнего Востока. Рабы с Британских островов стоили на континенте очень дорого и пользовались большим спросом. В частности, шведы импортировали большие партии рабов для перепродажи своим ближневосточным компаньонам.
Норманны, по-видимому, поначалу воздерживались от грабительских рейдов на
Шетландский архипелаг, но это объясняется только тем, что они были весьма немногочисленны.
Однако вскоре островитяне на собственной шкуре испытали первые всплески того ужасного явления, которое получило широкую известность на Западе как свирепства норманнов.
По-прежнему пребывая в изоляции, остров Фэйр, по всей видимости, стал одним из первых, кому довелось испытать на себе свирепства, с которыми мирные люди, населявшие оба Северных архипелага, дотоле еще не сталкивались. Брутальная воинственность пиктов и спорадические набеги гэлов (кельтов) выглядели детскими шалостями по сравнению с поведением викингов.
Их человеконенавистнические устремления, формировавшиеся на протяжении ряда веков, поначалу оказались обращенными на своих же собратьев — представителей других народов Скандинавии, а также на злосчастных балтов и финнов. Затем норманны расширили сферу своих рейдов на земли других стран, где, помимо своей обычной тяги к грабежам и разбою, эти свирепые поклонники Тора и Одина получали особое животное наслаждение, убивая и уводя в рабство последователей Белого Христа, как презрительно называли они христиан.
Время и сам характер появления христианства на Северных архипелагах остаются не вполне ясными. Когда в 565 г. будущий св. Колумба посетил Брудея Мак-Мэлхона, короля альбанов (пиктов), последний был язычником. Но известно, что вскоре после этого (а возможно, и раньше) священник-миссионер по имени Ниниан, действовавший от лица миссии Кандида Каса, которая располагалась на берегу Солвэй Фирт, начал активную проповедь, влияние которой сразу стало ощутимым на севере.
