Около 550 г. британский священник по имени Брендан в сопровождении четырех клириков отправился от берегов Ирландии на так называемом курраге — корабле с весьма ненадежным корпусом, построенном по тому же принципу, что и ладьи альбанов, но обтянутом коровьими шкурами вместо моржовых. После ряда малозначительных приключений мореплаватели достигли берегов Фарерских островов, где решили зазимовать вместе с представителями местной христианской общины. А следующей весной они подняли паруса и взяли курс на запад, к расположенной неподалеку земле, которой, по всей вероятности, и был Тили
[51]
.
Там они побывали в другом религиозном центре, который, вполне возможно, был основан на одном из прибрежных островков, который норвежцы называли Папей — вероятно, потому, что, прибыв к островку с целью его захвата, они обнаружили на нем… христиан.
В повествовании о плавании Брендана островок этот именуется островом Св. Альбы. Брендана и его спутников приветливо встретили светловолосый аббат и община клириков, которые поведали гостям, что их монастырь был основан примерно восемьдесят лет назад священником-миссионером по имени Альба, которого они теперь свято почитают как своего патриарха и святого.
История ирландской церкви говорит о том, что св. Альба и св. Патрик были современниками. Хотя свои последние годы св. Альба провел в Ирландии, нет никаких оснований полагать, что он мог быть кельтом. Поэтому вполне резонно предположить, что по происхождению он был альбаном.
Историки обычно склонны признавать, что на момент прибытия первых норвежских кораблей в Исландию там могло находиться крайне небольшое число европейцев, но их присутствие там якобы не имело никаких последствий, и дело ограничивалось небольшими колониями христиан — отшельников, искавших уединения вдали от всего рода человеческого и всецело посвятивших себя обращению в свою веру язычников и умерщвлению плоти
[52]
.
Между тем люди, с которыми Брендан встречался на Тили, соответствовали подобному образу. Из жития мы узнаем, что они ели прекрасный белый хлеб, считавшийся в те времена верхом роскоши, и пили из хрустальных (стеклянных?) кубков. Они изображены не как изможденные подвигами анахореты, а как люди, живущие на широкую ногу и обязанные своим достатком богатым и многочисленным прихожанам.
Постоянные жители Тили в те времена были просто обречены на сытую и привольную жизнь. Хороших земель на острове было более чем достаточно. Почва на многих землях была куда более плодородной, чем на скудных каменистых островках — недавней родине переселенцев. Целинные земли и благоприятные погодные условия способствовали процветанию ферм и пастбищного скотоводства. Товары пресловутой северной «валюты» были в изобилии и, главное, буквально под рукой. И это, вполне естественно, не могло не отразиться на процветании местного клира.
Ясными вечерами немногочисленные здешние жители собирались в палисадниках своих жилищ; мужчины — обменяться новостями и слухами за починкой снастей и прочего хозяйственного инвентаря, молодые женщины — напоить воздух манящими запахами баранины, рыбы и яиц морских птиц, которые варились в чанах, подвешенных на цепях на треножниках прямо над кострами. Женщины постарше вязали и шили, пользуясь светом долго не заходящего солнца. А подростки суетились возле старших или играли с полуодомашненными здешними собаками.
Когда же погода выдавалась совсем никудышной, люди собирались в большой, длинной комнате своих низких и обложенных торфом, как землянки, жилищ. При мигающем свете масляных плошек, чьи фитили отчаянно чадили, люди ели нехитрую пищу, слушали давно знакомые рассказы и предания или пели старинные песни, пока не приходило время расходиться по домам и ложиться спать (или заниматься любовью), расстелив толстые шерстяные покрывала и укрывшись такими же одеялами.
В дневные часы дома всецело находились во власти женщин, которые если не готовили пишу и не возились с детьми, то непременно пахтали масло, делали сыр, пряли шерсть и ткали материю. Дел у них всегда было вдоволь, и тем не менее они непременно выкраивали часок-другой, чтобы немного поболтать с подругами или заняться нехитрым рукоделием.
Что касается мужчин-островитян, то их главной задачей в летнее время было создание достаточного запаса сена для скота, чтобы его хватило на всю зиму. Полудикие северные овцы практически круглый год кормились самостоятельно, как и низкорослые волосатые лошадки; но если люди хотели, чтобы коровы пережили зиму и продолжали давать молоко, они должны устроить для своих питомиц теплое стойло и заготовить для них вволю хорошего сена.
Косить жесткие дикорастущие травы на каменистых и неровных землях ручными серпами — дело чрезвычайно тяжелое. И если оно до смерти надоедало фермеру, он всегда мог отправиться в море за рыбой. Сети обычно закидывали на чистой воде между островами или в устьях рек. Если выдавался денек, когда дождь не лил как из ведра и с моря не дули пронизывающие штормовые ветры, подростки могли ловить рыбу с легких, сшитых из шкур лодок, по размерам ненамного больше современных ванн. Когда лосось шел на нерест, в дело включались все свободные руки селения. Люди становились по берегам речек и били острогами или хватали голыми руками крупных жирных рыбин, упорно стремившихся вверх, против течения.
Зимой и летом мужчины посвящали практически все свое время крестьянским трудам, охоте и ловле песцов, промыслу тюленей и прочих животных, шкуры, меха и бивни которых могли послужить серьезным подспорьем в общем объеме «валюты», добываемой промысловиками клана.
Мужчины и подростки привозили также огромные запасы битой водоплавающей птицы и набивали сшитые из шкур мешки лебедиными, утиными и гусиными яйцами, залитыми тюленьим салом.
По воскресным и праздничным дням пастухи и промысловики собирались в местных капеллах или, если те находились неподалеку, в храмах крупных церковных конгрегаций, чтобы вознести молитвы к богу и обменяться новостями со всех концов своего крошечного мирка. Новости эти по большей части были хорошими, и жизнь островитян текла в покое и достатке.
