Прикинув по звездам примерную широту этой земли, Бьярни понял, что его корабль унесло далеко к юго-западу от намеченной цели. Он знал также, что несколькими годами раньше Эрик Рыжий уже переплыл море к западу от Гренландии и увидел бескрайний берег. И для Бьярни было вполне естественно прийти к выводу, что земля, открытая Эриком, — это и есть та самая земля, которую он видит перед собой. Он решил плыть на север вдоль побережья до тех пор, пока не вернется на нужную широту.
Через несколько дней он подошел вплотную к поросшему лесом берегу Лабрадора. Команда хотела было сойти на берег, но Бьярни запретил высадку. Он предпочел плыть дальше под покровом Торнгатских гор, пока не достиг северной оконечности Лабрадора, которая, так уж случилось, лежала на той же широте, что и место на побережье Гренландии, где высадился Эрик Рауда. И Бьярни оставалось только повернуть нос своего кнорра на восток и двигаться вдоль этой широты. Четыре дня спустя впередсмотрящий увидел далеко на горизонте горы и глетчеры, а вскоре после этого Бьярни уже вводил свой кнорр в устье Сандфьорда, именно там, где захватил земельные угодья его отец, Херйольф.
В сагах ничего не сказано о том, высадился ли Бьярни на западе, но, если принять во внимание, что штормы гнали его кнорр на всем протяжении пути от Исландии до новой земли, он вполне мог оказаться в гавани этого фьорда, где можно было хотя бы немного починить корабль, основательно потрепанный штормом, а также пополнить запасы дров и свежей воды. Подобный поступок вполне объясняет его отказ позволить своим людям сойти на берег в Лабрадоре. Тогда в этом еще не было необходимости, заявил он, поскольку «у нас еще не было недостатка ни в том, ни в другом (ни в воде, ни в дровах)».
Где же он мог выбрать место для высадки на Ньюфаундленде? Едва ли не лучший претендент на эту роль — залив Консепшн, первая хорошо защищенная акватория, которую люди Бьярни могли встретить при приближении к берегам Ньюфаундленда.
И что же они могли там найти? Естественно, воду и древесину; вполне возможно — рыбу и мясо, но не исключено, что они нашли там людей или, по крайней мере, следы их пребывания.
Дальнейшие действия Бьярни во время остальной части плавания и последующие события убеждают меня, что он либо действительно встретил альбанов, либо обнаружил несомненные следы того, что они где-то поблизости
[124]
.
Поскольку Бьярни был купцом, плававшим в дальние края, то есть человеком, регулярно наведывавшимся в европейские порты, он не мог не слышать о существовании Альбы на Западе и, разумеется, располагал кое-какими сведениями о том, как туда попасть. И, конечно же, он прекрасно понимал, что альбаны ненавидят норвежцев вообще и исландских норвежцев — в частности.
Бьярни не был викингом. Он служил капитаном на купеческом судне, в распоряжении у которого была жалкая горстка людей. Оказавшись на неприятельском берегу, населенном людьми, потенциально враждебными к нему, он должен был взять на борт все необходимое и как можно скорее уйти подальше от того места.
Как рассказывается в сагах, когда Бьярни, наконец, достиг нового поселения Эрика, его обвинили в нерешительности и чуть не предательстве только за то, что ему не удалось получше обследовать далекие западные земли. Независимо от того, справедливы или нет были эти обвинения, факт остается фактом: Бьярни стал первым, кто проложил для норвежцев маршрут туда, на край тогдашнего света, где находилась Альба на Западе.
Однако информация об Альбе, полученная норвежцами, не вызвала немедленной реакции. Гибель почти половины людей из первой волны переселенцев, отправившихся за море вместе с Эриком, не могла не поубавить пыл авантюристов, рвавшихся на запад, и уцелевшие спутники Эрика на какое-то время успокоились, предпочтя заняться рутинной работой по освоению уже захваченных земель. И действительно, вплоть до 995 г. норвежцы с Гренландии не устремляли жадных взоров на земли, лежащие к западу от Кроны.
Перенос вектора интереса альбанов с северных охотничьих угодий на южные земли в Новом Свете повлек за собой серьезные изменения в торговле «валютой». Хотя главным валютным товаром по-прежнему оставалась моржовая кость, промысел тюленьей ворвани утратил всякое экономическое значение, поскольку спрос европейцев на топленый жир морского зверя практически полностью удовлетворялся стараниями басков, которые развернули массовый промысел гладких китов практически у себя дома, в прибрежных водах Европы.
К счастью для Альбы на Западе, этот спад удалось более чем компенсировать коммерческим интересом к новому товару, во многом определившему судьбы Нового Света.
Так возникла торговля мехами из Северной Америки.
Меха песцов и белых медведей и без того всегда были одной из основных статей «валюты». И вот теперь к ним добавились меха многих экзотических пушных зверей из Нового Света, в том числе — рысей, морских норок, нутрий, куниц, черных медведей-барибалов, медведей гризли и бобров. В число статей экспорта могли входить и шкуры американских музов (сохатых), которых в Европе называли лосями, и буйволов (бизонов), прочная кожа которых пользовалась большим спросом для шитья кожаной одежды, изготовления кожаных щитов и панцирей. Дело в том, что к середине IX в. в Европе оба этих вида были практически полностью истреблены. Зато в Новом Свете музы (американские лоси) во множестве водились в районах, прилегающих к заливу Св. Лаврентия, а лесные буйволы были распространены от лесных дебрей на востоке до побережья Атлантики
[125]
.
Когда спрос на меха и шкуры резко возрос, в охоту на этих животных, естественно, включились туниты и беотуки. Так возникли первые ростки охотничьего «бизнеса», который бурно развивался и в недалеком будущем охватил практически весь Американский континент.
Поток ценностей и объектов поживы, хлынувший из Альбы на Севере, неизбежно должен был разжечь алчность норвежцев, обосновавшихся в Гренландии, и не в последнюю очередь — все того же Эрика Рауды. Несомненно, именно это и побудило Эрика вновь отправиться в викинг на запад. Наиболее важной причиной, разумеется, была жажда наживы, но не исключен и более благородный мотив: Эрик мог надеяться «вызволить из плена» своего родича Ари Марсона, который, как считалось, томился в плену на Альбе.
Зимой 996 г. Эрик и его старший сын Лейф решили отправиться в плавание на запад. Они собрались отплыть на кнорре Бьярни. Когда же наступило лето, принеся с собой хорошую погоду для дальних морских походов, Эрик отправился во фьорд возле Браттахлида, где стоял корабль, готовый к отплытию. Но Тор не пожелал помочь ему. Эрик упал с коня прямо на камни и разбился настолько сильно, что ему пришлось отказаться от намерения отправиться в поход. Тогда Лейф решил плыть без него, присоединившись к Бьярни на правах лоцмана и опытного морехода
[126]
.
