— Значит, так. Алеф — первая буква алфавита и алеф — бык, то есть главная опора человека, первое и самое почтенное из четвероногих животных, которыми владеет человек.
— Докажи это. Почему не осел самое почтенное животное?
— Бык упоминается в заповеди о сглазе раньше осла.
— Какая ерунда! А почему не овца? Ты думал об овце?
— Я думал об овце, хотя ее нет в заповедях, но бык, несомненно, гораздо почтеннее, если вспомнить аллегорию о двух женитьбах Иакова. В первый раз он взял к жены Лию, иначе говоря, корову, а потом Рахиль, то есть овцу.
Учитель с трудом сдерживал ярость.
— Продолжай, Хирам из Тира.
— Алеф, насколько я понял, — это принесенный в жертву бык, с которого еще не сняли ярмо, и, значит, изучение священной, литературы должно начаться с жертвоприношения. Мы должны принести в жертву Господу самое дорогое, что у нас есть, символом чего будет бык. Мы должны терпеливо работать, пока не свалимся замертво. Таков был ответ на мой вопрос.
— Скажи, ты пришел в школу как ученик или как книжник? — спросил учитель с иронией, которой его ученики боялись даже больше, чем его ярости.
Иисус спокойно ответил:
— Я слышал голос: «Разбрасывай там, где собираешь, и собирай там, где разбрасываешь». Ты спросил меня, почему первая буква алфавита такая, а не другая, и я тебе ответил, как мне ответили на мою молитву. Это было моим разбрасыванием. Что же до собирания, то мне очень хочется знать, что ты будешь разбрасывать? Что значит форма последней буквы?
Учитель побледнел от ярости и, схватив прут, двинулся к Иисусу.
— Последней буквы алфавита? — переспросил он. — Ты говоришь о «тав», равви Иисус?
— Я не равви. Это ты равви. Но я, действительно, спросил тебя о «тав».
— «Тав» — последняя буква, и смысл ее не надо далеко искать. Она похожа на крест, а позорный крест — заслуженный удел бесстыдных учеников, которые хотят соревноваться в логике со своим учителем. Иисус, сын плотника, будь осторожен, ее тень уже упала на твою дорогу!
Иисус проговорил с запинкой:
— Если я тебя обидел, равви, прости меня. Лучше я попрошу отца послать меня к другому учителю.
— Но не раньше, чем я по справедливости воздам тебе. Ибо сказано: «Глупость привязалась к сердцу юноши, но исправительная розга удалит ее от него». У меня не хватает терпения на глупых и бесцеремонных детей, зато мудрый ребенок благоговеет перед моей розгой.
Иисус не испугался и храбро ответил ему:
— Равви, подумай хорошенько, что ты говоришь. Разве ты не знаешь, что завещал просвещенный Гил-лель? «Необузданный учитель не может учить, а робкий ученик — учиться».
Это было уже слишком. Изо всех сил учитель замахнулся на Иисуса, но розга разломалась у него в руках на мелкие кусочки.
Иисус не пошевелился. Он даже не сделал попытки защититься. Просто стоял и пристально смотрел в глаза разъяренному человеку, который в конце концов отвернулся от него и направился к своему стулу, чтобы продолжить урок. Неожиданно он схватился рукой за сердце и упал бездыханный.
Так закончилось обучение Иисуса, потому что ни один учитель в Леонтополе не захотел принять его к себе. Еще долгие месяцы люди показывали на него друг другу, качали головами и негромко говорили:
— Этот мальчишка бесстыдными вопросами убил своего учителя! Но, говорят, тот все же сумел ему как следует ответить перед смертью. Говорят, он предсказал, что его распнут на позорном кресте.
Глава тринадцатая ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ ЕГИПТА
Иисус приглянулся одному из покупателей Иосифа, отошедшему от дел учителю из Александрии, и он предложил заниматься с ним. Симон был многознающим одиноким стариком, и, хотя у него не было сил учить многих мальчиков, он обещал как следует заниматься с одним, тем более подающим большие надежды. Жил он в нескольких милях от Леонтополя, в красивой деревне Матрухе, известной своими фигами.
Иосиф обрадовался и тоже решил перебраться в Матруху, где имелась маленькая синагога, а узнав, что жена Симона умерла, пригласил его жить с ним в одном доме. Так все и устроилось. Каждое утро от зари и до десяти часов утра Иисус учился, а остальное время, до самого вечера, проводил с Иосифом в мастерской. От Симона Иисус в три года узнал больше, чем другие дети узнают за десять лет в обычной школе, потому что в многолюдных классах глупые всегда задерживают умных, и учитель не может быть добрым, чтобы жестокосердный не воспользовался его добротой. Более того, родители обязательно упрекнут учителя в необъективности, если он не будет относиться ко всем детям с одинаковым вниманием и одинаковой суровостью. Зато и классе, состоящем всего из одного пытливого ученика, учитель волен учить, — как считает нужным.
Метод Симона был прост. Он не говорил: «Значение этого текста в том-то и том-то». Он говорил: «Саддукеи считают, что в этом тексте то-то и то-то, фарисеи из школы равви Шаммая считают иначе, а ученики равви Гиллеля не согласны ни с теми, ни с другими. Ессеи же думают вот так…»
Иосиф старел, слабел, поэтому Иисусу постепенно пришлось взять на себя большую часть работы, но, работая, он всегда держал рядом Святое Писание, чтобы получше в нем разобраться или выучить какой-нибудь текст. Работал он на славу, поэтому Иосифу оставалось только самое замысловатое, чего не сделает ни один мастер, проработавший меньше десяти лет.
Для Марии это были счастливые годы. Она радовалась своему уютному домику и готова была, если бы это было возможно, прожить в нем до конца своих дней вместе с Иосифом, Иисусом и Симоном. Временами, правда, она чувствовала себя виноватой, в том, что заставила Иосифа бежать в Египет, однако она постоянно твердила себе, что все как-нибудь устроится и он еще повидает сыновей, хотя сам он не особенно скучал по родным и уверял ее, что годы, прожитые с нею и Иисусом, самые счастливые в его жизни. С Иисусом все было по-другому. Она знала, что он должен подчиниться своей царской доле. И он тоже готовил себя к ней. В один прекрасный день Мария вернется с ним в Иерусалим, который был для нее центром земли. Пока Иисус побывал в нем только один раз, когда еще совсем младенцем она принесла его в Храм, чтобы сделать обычное приношение за благополучные роды. И тогда же она показала его Анне, дочери Фануиловой.
Как-то днем Симон сказал ей так, чтоб Иисус не мог его услышать:
— Твой сын — хороший мальчик, очень хороший мальчик. Он скромен, благочестив, храбр, удивительно трудолюбив и образован. И все же у него есть один недостаток.
Мария удивилась.
— О чем ты говоришь, Симон?
Сама она не находила в нем ничего дурного.
— Он необыкновенно щедр сердцем и всегда идет туда, где больше всего страдает его душа.
— Разве это плохо?
— Ты знаешь, куда он идет, когда заканчивает работу?
