— О, Мег, дорогая, почему мы вообще разговариваем? — Опустив книгу, она устало вздохнула. Потом, собравшись с силами, спросила: — Скажи, почему все книги оказались здесь?
— Из-за целого ряда ошибок.
— И большая часть мебели распакована.
— Вся.
— Тогда кто здесь живет?
— Никто.
— Полагаю, это значит, что дом сдается?
— Дом мертв, — сказала Маргарет, сдвинув брови. — Что о нем беспокоиться?
— Но мне интересно. Ты говоришь так, как будто у меня пропал всякий интерес к жизни. Надеюсь, я все та же Хелен. Но непохоже, что в доме все вымерло. Холл кажется даже более обитаемым, чем в былые времена, когда здесь стояли вещи Уилкоксов.
— Значит, тебе интересно? Хорошо, тогда я могу тебе рассказать. Мой муж сдал его при условии, что мы… но по ошибке все наши вещи были распакованы и мисс Эйвери, вместо того чтобы… — Она остановилась. — Послушай, я не могу продолжать в том же духе. И предупреждаю тебя, что не буду. Хелен, почему тебе обязательно надо быть со мной такой ужасно холодной только из-за того, что ты ненавидишь Генри?
— Я его больше не ненавижу, — ответила Хелен. — Я уже не школьница, Мег, и я вовсе не холодна. Но что касается жизни в вашей Англии — нет, выкинь это из головы. Вообрази себе мое появление на Дьюси-стрит! Это же немыслимо.
Маргарет нечего было возразить. Ужасно было видеть, как спокойно сестра воплощает свои планы в жизнь, не проявляя ни горечи, ни восторга, не настаивая на своей невиновности и не признавая вины, а всего лишь желая свободы и общества тех, кто не станет ее судить. Ей пришлось много пережить. Как много? Маргарет не знала. Но этого было достаточно, чтобы Хелен порвала со своими прежними привычками и друзьями.
— Расскажи о себе, — попросила Хелен. Она уже выбрала книги и теперь медленно разглядывала мебель.
— Да нечего рассказывать.
— Но твой брак счастливый, Мег?
— Да, но мне не хочется рассказывать.
— Как и мне.
— Нет, не в этом смысле. Просто не могу.
— И я не могу. Досадно, но не стоит и пытаться.
Что-то стояло между ними: быть может, общество, которое теперь неминуемо отвернется от Хелен, а быть может, третья жизнь, которая пусть незримо, но уже существовала. Они не находили общей темы. Обе жестоко страдали, и им было мало знать, что их взаимная привязанность, несмотря ни на что, сохранилась.
— Посмотри, Мег, путь свободен?
— Ты хочешь сказать, что собираешься уйти от меня?
— Пожалуй, да, дорогая моя старушка! Какой смысл оставаться? Я знала, что нам нечего будет сказать друг другу. Передай привет тетушке Джули и Тибби и помни, что я очень тебя люблю. Обещай, что приедешь навестить меня в Мюнхене.
— Конечно, душа моя.
— Ибо это все, что мы можем сделать.
Похоже, что так, но рассудительность Хелен вызывала у Маргарет оторопь — Моника хорошо постаралась.
— Я рада, что увидела тебя и эти вещи.
Хелен с любовью посмотрела на книжный шкаф, словно прощаясь с прошлым. Маргарет отодвинула засов.
— Автомобиль уехал, — сказала она, — а вон там стоит твой экипаж.
Маргарет вышла первой, поглядывая на листочки и небо. Казалось, никогда еще весна не была столь прекрасной. Кучер, который стоял, облокотясь на калитку, обратился к ней:
— Мадам, вам записка!
И передал через прутья визитную карточку Генри. Карточка была вся исписана указаниями на французском. После разговора с сестрой Маргарет должна вернуться ночевать к Долли. «Il faut dormir sur ce sujet».
[52]
A Хелен следовало снять «une confortable chamber à l’hôtel».
[53]
Последнее предложение очень рассердило Маргарет, но потом она вспомнила, что в доме Чарльза имеется лишь одна свободная комната и они не могут пригласить третью гостью.
— Генри сделал бы все, что мог, — истолковала она написанное.
Хелен не вышла за ней в сад. Когда дверь открылась, ей расхотелось бежать. Оставшись в холле, она прошла от книжного шкафа к столу. Она становилась все больше похожей на прежнюю Хелен, безответственную и милую.
— Так это дом миссис Уилкокс? — спросила она.
— Неужели ты забыла Говардс-Энд?
— Забыла? Я, которая помнит все! Но теперь, похоже, он наш.
— Мисс Эйвери повела себя совершенно удивительно, — сказала Маргарет, и ее настроение немного поднялось. Она снова почувствовала, что, так или иначе, предает мужа, но ей стало легче и она пошла на поводу у своих чувств. — Она любила миссис Уилкокс и решила, что лучше обставить дом нашей мебелью, чем терпеть в нем пустоту. И в результате здесь оказались все книги из нашей библиотеки.
— Не все. Она не распаковала книги по искусству, в чем, возможно, проявила рассудительность. И сабля у нас никогда здесь не висела.
— Но сабля оказалась на месте.
— Выглядит прекрасно.
— Да, ты согласна?
— А где пианино, Мег?
— Я отправила его в Лондон. Почему ты спрашиваешь?
— Просто так.
— Поразительно, что и ковер оказался как раз по размеру.
— С ковром она ошиблась, — заявила Хелен. — Я знаю, что он был у нас в Лондоне, но здесь пол должен оставаться непокрытым. Он слишком для этого красив.
— У тебя сохранилась мания убирать из обстановки все лишнее. Не хочешь ли, пока не уехала, пройти в столовую? Там ковра нет.
Они вошли, и с каждой минутой их разговор становился все более естественным.
— Какое прекрасное место для маминой шифоньерки! — воскликнула Хелен.
— А теперь посмотри на стулья.
— Вы только поглядите! Дом на Уикем-плейс выходил окнами на север, да?
— На северо-запад.
— Не важно. Главное, что тридцать лет эти стулья не видели солнечного света. А здесь их милые маленькие спинки такие теплые!
— Но почему мисс Эйвери поставила их по два? Мне придется…
— Сюда, Мег! Поставь его так, чтобы сидящий видел лужайку.
Маргарет подвинула стул, и Хелен села.
— Да-а… окно слишком высоко.
— Попробуй сесть на стул в гостиной.
— Нет, мне гостиная меньше нравится. Там балка обшита фанерой. Без этой обшивки она была бы куда красивее.
— Хелен, какая у тебя память на разные мелочи! Ты абсолютно права. Эту комнату испортили мужчины, желая украсить ее для женщин. Мужчины не знают, чего мы хотим…
