Джентльмен вынул изо рта окурок и медленно, тяжеловесно подмигнул Иниго.
— Чуть не опоздал, — добродушно сказал он. — В десять еще был в баре «Белая лошадь», а теперь вот здесь. Ничего себе пробежка!
Иниго едва заметно кивнул, но и этого хватило, чтобы дружелюбный разрушитель идиллий проникся к нему самыми теплыми чувствами.
— Вот, — сказал он, словно фокусник выудив откуда-то фляжку, — угощайтесь. Пейте-пейте, на всех хватит. Нет? Может, ваша жена захочет? А, она вам не жена? Стало быть, возлюбленная. Ох уж эти жены и возлюбленные! — воскликнул он, поднимая фляжку. — Выпьем за то, чтобы они никогда не встречались! — Он исступленно выпил.
— Учтите, — строго проговорил он, — насчет жен и возлюбленных я просто пошутил. Сказать такое моей супруге — она тоже посмеется. Моя жена и есть моя возлюбленная, а женаты мы без малого двадцать лет. И до сих пор мы лучшие друзья, самые лучшие! — Он сделал еще глоток. — Я ради нее все сделаю — в пределах разумного, конечно. Во всем должна быть мера, согласны? Вот и славно. Стоит ей только попросить — я все сделаю. Она это знает. Ее матушка это знает. «Повезло тебе с мужем, — говорит она дочке. — Очень повезло». Самой-то ей не повезло — матушке, не жене, — старик был прижимистый. Но я не такой. Будь со мной заодно — и получишь все, что захочешь. Моя жена это знает. Она со мной заодно. Мы с ней лучшие друзья, самые лучшие! И с матушкой ее тоже — самые лучшие. За старушку! — После этого тоста во фляге, видимо, ничего не осталось: добряк положил ее на сиденье, отдышался и перевел взгляд с Иниго на спящую Сюзи, а затем медленно и сентиментально покачал головой.
В другой раз Иниго, возможно, порадовался бы компании этого джентльмена, но сейчас с трудом его выносил. Купе вдруг потеряло для него всякое очарование.
— Хорошенькая! — все еще качая головой, проговорил его попутчик. — Страсть какая хорошенькая, прямо картинка! — Он громко вздохнул, разглядывая Сюзи. Последний глоток из фляжки, видимо, лишил его остатков сдержанности, и он совсем растаял. — Понимаю, каково вам. Я в молодые годы вдоволь наухаживался, днями и ночами за ней бегал, точь-в-точь как вы. Славные были времена, очень славные. Смотрите, как мило она спит: такая довольная и доверчивая… Хорошую вы девушку раздобыли, сразу видно. Заботьтесь о ней, и удача будет за вами, юноша.
— Холодный денек выдался, — в отчаянии процедил Иниго.
— Так вас любовь греть должна! — с упреком воскликнул его попутчик. — Только не говорите, что заметили, какая на улице скверная погода. Ручаюсь, ваша лапушка даже не догадывается об этом. Эх, вернуть бы молодость! Обнимите ее покрепче, юноша. Прижмитесь к ней, на меня не смотрите. Я тоже был молод, да и сейчас еще молод. Я знаю, на чем держится этот мир. Не на деньгах, нет. На любви! На двух сердцах, стучащих в унисон, как поется в песне. — Он откинулся на спинку, выпучил глаза на Иниго и тихо запел, отбивая ритм рукой: «Моя любовь минувших дней… вернуться бы мне к ней!»
Иниго закрыл глаза и притворился спящим — на большее он был не способен. Мерзкая песенка звучала еще минуту, а потом наконец стихла и сменилась храпом. Иниго осторожно пошевелил затекшими руками, и мысли его побежали в ночь вместе с поездом.
— Мид-форд! Мид-форд!
Их попутчик тут же распахнул глаза, вскочил, схватил фляжку, шляпу, саквояж и выбежал вон.
— Мы что, приехали?! — закричала Сюзи. — Я, видно, уснула. Кто это был?
— Это, — с расстановкой проговорил Иниго, — был наш попутчик, толстяк в довольно сильном подпитии, у которого вместо мозгов — дешевая рождественская открытка. Все это время он называл вас «моей лапушкой».
— Бедный Иниго, как это отвратительно! — холодно сказала Сюзи. — Выйдите на улицу и посмотрите, нет ли там Джимми или кого-нибудь из наших.
Иниго, продрогший и деревянный, выполз на улицу.
— На другом конце перрона стоит Джимми! — крикнул он в открытую дверь и поднял глаза на Сюзи. Их день вдвоем подошел к концу. — Что ж, вот и все, — чуть скорбно проговорил он. — Пойдемте, Сюзи.
Она весело посмотрела на него:
— Помогите мне спуститься. Ноги не гнутся! — Сюзи оперлась на него, сошла на перрон, но руку не убрала. — Веселей, Иниго! Спасибо вам за заботу. Вот!
Он случился так быстро, этот поцелуй, что Иниго даже не понял, действительно ли его поцеловали.
— Сюзи! — воскликнул он.
— Вон наш Джимми! — Она замахала рукой и поспешила вперед.
Напоследок мы видим, как Иниго бредет за ней по перрону.
Глава 6
Черная неделя
I
Ужасная неделя началась еще до Тьюсборо. Она началась — по крайней мере для восьмерых артистов труппы — с воскресного вечера в Миддлфорде. Неделя в Миддлфорде прошла спокойно, без фуроров, но одно любопытное событие все же случилось: визит в театр богатой и эксцентричной особы, миссис Ходни. Она приехала в город на машине, чтобы встретиться со своими адвокатами, осталась на концерт, а после него настояла на знакомстве с мисс Трант, Джимми и всеми остальными. Представил ее директор театра, который был знаком с почтенной леди и считал ее «тем еще персонажем». Она пришла в неописуемый восторг от труппы и попросила их оказать старой чудачке услугу. Не согласятся ли они поехать в ее усадьбу, Кастон-Холл, что в двадцати милях отсюда, на самом краю болот, и дать представление для нее, обслуги и тех деревенских жителей, которым хватит ума хоть раз повеселиться воскресным ноябрьским вечером? Пусть они не сочтут это деловым предложением (хотя денег у нее предостаточно, и она в состоянии оплачивать свои прихоти: двадцать фунтов должны компенсировать им неудобства и хлопоты). Скорее, это маленький каприз одинокой старушки, которую уже давно ничто не радует и которой недолго осталось жить на этом свете. Разговаривала миссис Ходни весьма отрывисто, но вместе с тем пылко и выразительно, и, говоря, гладила младших артистов по спинам.
Было решено, что на воскресенье сами артисты останутся в Миддлфорде, а утром понедельника поймают проходящий поезд до Тьюсборо — воскресным же вечером дадут заказной концерт (в вечерних нарядах) в Кастон-Холле, где их наверняка ждет огромная гостиная, рояль и плотный ужин. «Имейте в виду, — предупредил их директор театра, — старушка окажет вам хороший прием. Она, конечно, чудачка — каких только баек о ней не ходит, — но вы пришлись ей по душе, и она вас уважит, даю слово». Визит в усадьбу бойко обсуждался всю вторую половину недели. Труппа предлагала мисс Трант взять себе часть гонорара, но та всячески отмахивалась — стало быть, каждый получил бы по два фунта десять шиллингов, и Джо, миссис Джо, Элси и Сюзи оживленно обсуждали, что можно сделать с этим нежданным счастьем. И потом, заказное представление было одновременно комплиментом их игре и увлекательным приключением. Артисты жалели мисс Трант и мистера Окройда, которые не могли поехать в усадьбу. Тьюсборо был особенный город, и в понедельник многое предстояло сделать. В Тьюсборо «Добрые друзья» выступали в Королевском театре — настоящем театре, а не в каком-нибудь павильоне, концертном зале или мюзик-холле. Мисс Трант ничего не знала о Тьюсборо, и, как ни удивительно, остальные артисты тоже, но она наткнулась на объявление в газете «Стейдж» — театр можно было арендовать по весьма умеренной цене — и впервые в жизни приняла решение самостоятельно, заключив с театром недельный контракт. «Не берите кота в мешке», — зловеще предостерег ее Джимми, однако мисс Трант, порой склонная к авантюрам и своеволию, отказалась внять его увещеваниям и пошла на уступки артистам, которые давно мечтали выступить на сцене настоящего театра. Таким образом, мисс Трант возложила на Тьюсборо большие надежды и решила отправиться туда в воскресенье с мистером Окройдом, чтобы в понедельник приступить к делам. Они ничуть не жалели, что пропускают заказное выступление в усадьбе, ведь им не терпелось поскорей увидеть Тьюсборо и Королевский театр.
