Отли пристально посмотрел на него.
— Ну, конечно, мистер Чиверел. Я буду у себя в кабинете. А вам лучше бы принять таблетки, а?
Чиверел смутно чувствовал, что здесь что-то не так, но не мог сообразить, что именно.
— Да, пожалуй, приму.
Отли подал ему стакан воды запить лекарство, и когда он возвращал стакан Отли, тот заметил на столе перчатку.
— Э-э, как это она сюда попала?
— Вы о чем?
Отли показал ему перчатку.
— А, я нашел ее на полу. А в чем дело?
Отли снова сел, все еще держа перчатку в руке.
— Занятные истории тут рассказывают о двух-трех вещицах, — сказал он негромко. — В том числе и об этой перчатке. Вы же знаете эти россказни — одно суеверие.
— Я не суеверен. — Чиверел зевнул. Он не ощущал сонливости в обычном смысле слова, но чувствовал, что в любой момент может медленно выплыть из своего кресла.
— Я тоже, мистер Чиверел, — слишком поспешно отозвался Отли. — Нисколько не суеверен. Но знаете, в таком месте иногда приходят в голову странные мысли. Я положу ее обратно в тот шкаф.
— А кому принадлежала перчатка? — лениво спросил Чиверел.
— Это никакая не знаменитость. Но лет сто назад она произвела здесь сенсацию и была любимицей местной публики, а умерла совсем молоденькой. Вы о ней, наверное, никогда не слыхали. Ее звали Дженни Вильерс.
Чиверел удивленно взглянул на него.
— Дженни Вильерс, — повторил он медленно. — Странно. Очень странно.
— Почему, мистер Чиверел?
— Я как раз думал о ней на днях, — произнес Чиверел по-прежнему медленно. — Вот как это было. Я искал какую-то фамилию в старом справочнике «Кто есть кто на театре», а потом от нечего делать начал перелистывать страницы и дошел до последнего раздела под названием «Театрально-музыкальный мартиролог».
— Я знаю, — сказал Отли, — там указывается дата смерти и возраст каждого умершего.
— Вот-вот. И это повторение слов «умер», «умерла» после каждого имени, — продолжал он задумчиво, — звучит точно похоронный звон…
Он замолчал.
— И вам случайно попалось на глаза ее имя, — подсказал Отли.
Чиверел кивнул:
— «Дженни Вильерс, актриса, умерла пятнадцатого ноября 1846 года в возрасте двадцати четырех лет». Видите, я запомнил даже эти подробности. И она заинтересовала меня. — Чиверел надолго замолчал, потом продолжал медленно, с усилием: — Она, видно, добилась какого-то успеха, несмотря на свою молодость, если ее включили в этот список. И все же ей было только двадцать четыре года, когда она умерла. Все у нее шло хорошо… наконец успех… а потом погасла, как свеча… — Он опять умолк и посмотрел на Отли с сонной виноватой улыбкой. — Дженни Вильерс. Прелестное имя. Наверное, ненастоящее.
— Я тоже так думаю, — сказал Отли. — Слишком уж красивое для настоящего, я бы сказал.
— Дженни, — продолжал Чиверел медленно и мечтательно, как он обычно никогда не говорил, — это что-то такое молодое и женственное, светлое, почти дерзкое. А Вильерс — такое величественное, аристократичное и немножко мишурное, как все старинные театральные имена. Я пытался представить себе эту девушку на коротком ее пути, улыбающуюся и делающую реверансы, освещенную огнями масляных фонарей рампы и газовых рожков этого странного, далекого, чопорного старого Театра сороковых годов… Я был очарован… и странно растроган… словно…
— Словно что, мистер Чиверел? — поинтересовался Отли.
Чиверел выдавил из себя смешок.
— Нет, не будем фантазировать. Но я думал о ней, почти уже начал видеть ее. И тут мне пришлось остановиться. Что-то случилось. А-а, кто-то позвонил мне… — Он осекся, словно почувствовав прикосновение чьих-то ледяных пальцев, и уставился на Отли как на привидение. — Да это были вы.
— Верно, я звонил вам однажды вечером, мистер Чиверел, — сказал Отли. — Насчет обкатки у нас вашей новой пьесы. Это было тогда?
— Да, именно тогда. Тогда я согласился на эти гастроли.
— Какое совпадение, что вы заглянули в этот справочник! — вскричал Отли, которого явно не коснулись ничьи ледяные пальцы. — Вы думали о ней и, сами того не подозревая, согласились приехать в тот самый театр, где она в последний раз выступала, ведь так?
Чиверел овладел собой. Он заметил с притворной торжественностью:
— Если бы наши жизни следовали таинственным, скрытым от нас предначертаниям, то вот вам хороший пример…
Отли не знал, как на это реагировать.
— Да, пожалуй, — сказал он нерешительно.
— Но наши жизни не следуют никаким предначертаниям, вот в чем штука. Потому-то я и сказал, что это было странно, очень странно.
Отли улыбнулся, кивнул, затем встал со своего стула.
— Я положу этот сувенир на прежнее место. — Он засеменил к стеклянному шкафу. — А если вы хотите узнать побольше о Дженни Вильерс, то кое-что здесь могло бы вас заинтересовать.
— Нет, — резко остановил его Чиверел. — Это ни к чему.
Его тон озадачил Отли, как, впрочем, и самого Чиверела, ибо он не мог понять, почему он так сказал.
— А-а, ну, конечно, мистер Чиверел, если вы хотите отдохнуть… Вам не стоит утруждать себя…
— Нет, нет, простите. Сам не знаю, что со мною вдруг… Может быть, из-за этого лекарства, которое я принял. Я с удовольствием посмотрю все, что вы там отыщете.
— Вот тут есть книжечка о ней, — сказал Отли, роясь в шкафу, — просто дань уважения ее таланту, написал кто-то из здешних жителей в то время. И еще вот этот маленький акварельный набросок, вы его, может быть, не заметили — это она в роли Виолы.
— Спасибо, — сказал Чиверел, взял акварель и стал ее рассматривать. — Гм. Так вот какова она была, бедняжка Дженни Вильерс.
— У вас руки дрожат, мистер Чиверел. Вы хорошо себя чувствуете?
— Да, это все из-за лекарства. Доктор сказал, что у меня могут быть странные ощущения. Словно плывешь. — Он взглянул на книжечку и прочел надпись на титульной странице: — «Дженни Вильерс, дань уважения и памяти. — Составил Огастас Понсонби, эсквайр, почетный секретарь Шекспировского общества Бартон-Спа…» Сначала страница цитат, разумеется, все из великого Барда…
Готовься к смерти, а тогда и смерть
И жизнь — что б ни было — приятней будет.
[2]
Готовься к смерти? Странная мысль, правда, Отли? Что дальше?
Когда на суд безмолвных, тайных дум
Я вызываю голоса былого…
[3]
Понятный выбор. А вот другое. Послушайте:
