— В чем дело? — спросила она сонно. — Почему меня никто не разбудил? Солнце уже вон где. Что случилось?
— Это был другой лев, малыш. Я дал тебе выспаться.
— Точно выяснили?
— Нгуи проверил.
— А где наш лев?
— Еще не спустился со склона.
— Откуда ты знаешь?
— Арап Майна принес известия.
— Пойдешь сегодня за буйволом?
— Нет, дорогая. На сегодня все отменяется. У нас небольшая проблема.
— Я могу помочь?
— Нет, малыш. Спи.
— Может, и посплю еще чуть-чуть. Такие сны хорошие снились…
— Ну вот и возвращайся, пока они не улетели. Как проснешься, прикажи подать чакулу.
— Да, посплю капельку. Очень необычные сны.
Я умылся в тазу, протер глаза борной кислотой, причесался при помощи полотенца (короткая стрижка не нуждалась ни в щетке, ни в расческе), оделся и, наконец, ступив правой ногой в петлю кобуры, подтянул и пристегнул к ремню оружие. В старые времена мы пистолетов не носили, а сейчас надеть кобуру было так же естественно, как застегнуть ширинку. У меня в правом кармане куртки всегда лежали две запасные обоймы в целлофановом пакете, и был еще запас патронов в широкогорлой бутылке из-под таблеток для печени. В эту бутылку с крышкой на резьбе раньше помещалось пятьдесят красно-белых капсул, а теперь — шестьдесят пять патронов «дум-дум». У Нгуи тоже была такая.
Пистолет пользовался всеобщим уважением: из него можно было бить цесарок, малых дроф, бешеных шакалов и даже гиен. Нгуи и Мтука любили гавкающий звук выстрелов, и фонтанчики пыли перед носом, припадающей к земле, убегающей гиены, и жалобный скулеж, когда гиена начинала кружиться волчком, — тогда Нгуи лез мне в карман и подавал новую обойму, и снова были пылевые фонтанчики, и скулеж, и гиена валилась на спину, задрав к небу лапы.
Я пошел к периметру, чтобы поговорить с Кейти. Отозвав его в сторонку, я сказал, что разговор серьезный, с глазу на глаз. Он стоял передо мной по стойке «вольно» и смотрел с мудрой насмешкой, приправленной крупицей недоверия.
— Вряд ли сюда пойдут. Это же камба мау-мау. Они знают, что их здесь ждут.
— Ну а если все-таки пойдут? — спросил я. — Куда они заявятся в первую очередь?
— Не пойдут.
— Уверен?
— Я бы не пошел.
— Так это ты, опытный матерый старик. А они просто мау-мау.
— Не все мау-мау дураки.
— Согласен. Но ведь они попались, когда пришли в заказник агитировать за мау-мау. Если они такие умные, почему дали себя поймать?
— Потому что пьяные. Орали, хвастали.
— Правильно. А если придут сюда? В Шамбе тоже вакамба, они опять захотят выпить. А потом захотят добавить и пойдут искать. Люди не меняются, один раз их уже повязали пьяными.
— Теперь они другие, осторожные. Бежали из тюрьмы.
— Пойдут туда, где есть выпивка.
— Возможно. Но не сюда. Они же камба.
— Я должен принять меры.
— Слушаю.
— Подробный план сообщу позже. Что в лагере, порядок? Больные есть?
— Порядок, все здоровы.
— Что с мясом?
— Сегодня надо добыть.
— Антилопа гну сойдет?
Он медленно покачал головой и подарил мне кривую ухмылку:
— Многие не станут есть.
— Сколько человек станет?
— Девять.
— А что годится остальным?
— Импала годится.
— Импал в округе предостаточно. В крайнем случае есть запас, две туши. К вечеру свежее мясо будет. Сделать надо так: дичь убить на заходе солнца, чтобы ночной холод с вершины остудил мясо. Тушу завернуть в марлю, чтобы не испортили мухи. Мы здесь в гостях, и за все отвечаю я. Ничто не должно пропасть. Сколько надо, чтобы добраться сюда из Мачакоса?
— Три дня. Но они сюда не пойдут.
— Прикажи приготовить мне завтрак.
Я вернулся к столовой и сел за стол, наугад выбрав книгу из деревянных коробок, приспособленных под книжные полки. В то время была популярна тема побега из нацистских лагерей, и в моих руках тоже оказалась история побега. Я вернул ее на место и взял другую, под названием «Последнее пристанище»: она показалась мне более уместной. Я открыл книгу посередине — и тут раздался вой мотора, и через просвет в заднем пологе палатки я увидел, как в лагерь на полной скорости влетел полицейский «лендровер». Осадив тучу пыли прямо на свежевыстиранное белье, он затормозил возле палатки с лихим заносом, как на гонках по бездорожью. Молоденький полицейский, высокий парень с бесперспективным лицом, выпрыгнул из машины, по-военному отдал честь и протянул мне руку.
— Доброе утро, бвана! — сказал он, снимая фуражку.
— Завтракать будешь?
— Не время, бвана.
— Что случилось?
— Тревога, бвана, готовность номер один. Их четырнадцать, бвана. Четырнадцать отъявленных головорезов.
— Вооружены?
— До зубов.
— Бежали из тюрьмы в Мачакосе?
— Да, бвана. Откуда вы знаете?
— Егерь доложил сегодня утром.
— Мы вновь должны объединить усилия, губернатор!
Эта форма обращения была чистой лестью и не имела ничего общего с управлением губернией.
— Полиция может на меня рассчитывать.
— Каков план совместной операции, губернатор?
— Это твое шаури. Я здесь по части охоты.
— Войдите в положение, бвана. Помогите парню. Вы и бвана старший егерь меня всегда выручали. В трудные времена мы должны действовать сообща. Будем держаться до последней черты.
— Это замечательно. Но я не полицейский.
— Зато вы охотник на опасных хищников! Объединим усилия. Что бы вы сделали на моем месте, губернатор? Я с вами до последней черты.
— Надо организовать кордон, — сказал я.
— Могу я попросить стакан пива?
— Открой бутылку, я составлю компанию.
— Глотка пересохла от дорожной пыли.
— В следующий раз потрудись не вздымать ее возле нашего белья.
— Простите, губернатор. Глубочайшие извинения. Мой ум был занят нашими проблемами; к тому же недавно был дождь.
— Позавчера. Все уже давно высохло.
— Вернемся к делу, губернатор. Итак, организуем кордон?
— Да, — ответил я. — Здесь неподалеку шамба, где живут камба.
— Мне об этом ничего не известно. Знает ли старший егерь?
