Наконец, когда ночные дуды, как мы собирательно называли жучков, паучков, бабочек, комаров и прочих насекомых, устелили пол палатки густым слоем, так что при ходьбе раздавался легкий хруст, мы отправились спать.
— Насчет завтра не волнуйся, — сказал я Джи-Си на прощание.
— Погоди минутку.
Мы остановились на полпути к его палатке; Мэри уже ушла к себе.
— Куда она метила, когда убивала несчастную антилопу гну?
— Разве она не сказала?
— Нет.
— Иди спать, Джи-Си. Наш выход во втором акте, в любом случае.
— А нельзя как-нибудь попроще? Типа, нормальные муж и жена?
— Никак. Чаро об этом уже месяц просит.
— Твоей супругой нельзя не восхищаться. Ты и сам иногда заслуживаешь восхищения.
— Короче, все в восхищении. Королева в восхищении.
— Спокойной ночи, адмирал.
— Придвинь подзорную трубу к моему слепому глазу, Харди, и поцелуй меня в задницу.
— Линия фронта с другой стороны, адмирал.
В этот момент заревел лев. Мы с Джи-Си обменялись рукопожатием.
— Возмущается, что ты неточно процитировал адмирала Нельсона, — сказал он.
— Его достали разговоры о Лондоне.
— Он сегодня в голосе. Спать, адмирал.
Ночью лев ревел еще несколько раз. Потом я провалился в сон — и Мвинди уже дергал одеяло:
— Чай, бвана.
Снаружи было темно, кто-то возился с костром. Я разбудил Мэри, предложил ей чаю. Она чувствовала себя отвратительно: тошнота, спазмы.
— Может, отменим?
— Нет, ерунда. После чая все пройдет.
— Дадим ему лишний день отдыха. И нам не помешает.
— Просто подожди чуть-чуть, я приду в норму.
Я пошел в умывальную, обмылся холодной водой, протер глаза борным спиртом, оделся и вернулся к костру. Джи-Си брился у входа в свою палатку.
— Мэри чувствует себя неважно, — сообщил я.
— Бедняжка.
— Все равно хочет ехать.
— Кто бы сомневался.
— Как спалось?
— Нормально. А тебе?
— Отлично выспался. Как думаешь, почему он рычал?
— Не знаю. Обходил владения, пробовал голос.
— Разговорчивый зверь. Пиво будешь?
— Не повредит.
Я пошел за пивом и стаканами и по пути увидел Мэри — она выбралась из палатки и спешила в туалет. Я решил подождать. Она вышла, но через несколько шагов вернулась обратно.
— Как себя чувствуешь, малыш? — спросил я, когда она пришла к костру с чашкой чая.
— Отвратительно. У нас есть лекарства?
— Они все вызывают сонливость. Есть террамицин. Помогает хорошо, но будешь ходить как вареная.
— И почему именно сейчас, когда лев рыщет в двух шагах?!
— Не переживай, мисс Мэри, — сказал Джи-Си. — И ты поправишься, и он страх потеряет.
— Я хочу его добыть сегодня!
Она была совсем не в форме; я видел, как ее накрывают волны боли.
— Дорогая, серьезно, давай отменим. И лев отдохнет. Это всем пойдет на пользу. Расслабишься, поправишься. Джи-Си задержится на пару дней.
У нее за спиной Джи-Си помотал ладонью в знак отрицания.
— Это же твой лев, — продолжал я, — куда ему деться. Отдохни, наберись сил, чтобы не промахнуться. Он с каждым днем будет все смелее. Если поедем сегодня, можем все испортить.
Я сходил к джипу и сказал, что охота отменяется. Затем разыскал Кейти у общего костра. Кейти был в курсе, но из деликатности молчал.
— Мемсаиб больна, — сообщил я.
— Знаю.
— Наверное, вчерашнее спагетти. Или дизентерия.
— Думаю, спагетти.
— Мясо старое.
— Может, один кусочек, в темноте.
— Подождем, пока мемсаиб поправится, оставим льва в покое. Пускай осмелеет.
— Мзури, — сказал Кейти. — Поли-поли. Ты добывай свежее мясо, лучше птица, квали или канга. Мбебия вари бульон для мемсаиб.
Выждав несколько часов, чтобы у льва — если он взял приманку — была возможность насытиться и уйти в чащу, мы с Джи-Си выехали на разведку на «лендровере».
Я поставил машину в тени под деревом и попросил у Нгуи бутылку. Она была завернута в мокрую тряпицу и с ночи не успела нагреться. Мы по очереди пили из горлышка, поглядывая на покрытую засохшей грязью равнину, где бродили миниатюрные газели Томпсона и плавно двигались черные антилопы гну, и зебры, сделавшиеся бледно-серыми в утреннем свете, пересекали грязевой простор, направляясь к пастбищам у подножия холмов Чулу, что темно-синей массой громоздились на горизонте и казались сегодня особенно далекими. Великая вершина, напротив, казалась особенно близкой, словно нависшей над лагерем, и ее снега тяжко сверкали на солнце.
— Может, поставим Мэри на ходули? — сказал я. — Не будет мешать высокая трава.
— Охотничий регламент не запрещает.
— А еще лучше, пусть Чаро ходит за ней со стремянкой. Знаешь, как в библиотеке, чтобы книжки с верхних полок доставать.
— Отличная мысль, — одобрил Джи-Си. — Перила обмотаем чем-нибудь мягким, будет облокачиваться при стрельбе.
— Не слишком громоздко?
— Это уже проблемы Чаро.
— Зрелище, конечно, захватывающее. Надо еще вентилятор установить.
— Лучше всю конструкцию сделать в виде гигантского вентилятора, — вдохновился Джи-Си. — Правда, тогда ее классифицируют как транспортное средство, — нарушение закона.
— А мы будем катить, — предложил я. — А мисс Мэри пускай бежит внутри, как белка. Это тоже незаконно?
— Все, что катится, подпадает под определение транспортного средства.
— Я при ходьбе тоже перекатываюсь с боку на бок.
— Значит, ты транспортное средство. Подлежишь изъятию. Я обязан тебя у тебя изъять, а тебя посадить на шесть месяцев.
— Страшно жить на свете, Джи-Си.
— Умеренность и аккуратность — краеугольные камни нашего благосостояния.
— Там еще осталось?
— По глотку.
Глава восьмая
День, когда Мэри наконец добыла льва, был чудо как хорош — главным образом потому, что Мэри добыла льва. В остальном это был самый заурядный день.
Ночью распустились белые цветочки, и в предрассветном полумраке луга напоминали снежное поле, озаренное луной. Солнце еще не взошло, а Мэри уже полностью экипировалась и даже правый рукав не забыла закатать. Когда мы с Джи-Си подошли, она осматривала свой «маннлихер» и на наше приветствие хмуро отвечала, что чувствует себя неважно. Судя по всему, она не лгала, и мы решили воздержаться от шуток. Не представляю, что она могла иметь против Джи-Си; разве что его легкомыслие перед лицом серьезной и трудоемкой задачи. В том, что она дулась на меня, ничего необычного не было. Вот и славно, подумал я, будет метче стрелять. У меня была теория, что ее нелепые промахи обусловлены чрезмерной мягкостью сердца. Охотники бывают разные. Одни стреляют играючи, легко и непринужденно; другие бьют с чудовищной быстротой, за доли секунды успевая прицелиться и положить пулю в цель с точностью опытного хирурга; третьи стреляют механически и отрешенно, как автоматы, пока процессу не помешает что-нибудь непредвиденное. В это утро Мэри, судя по всему, намеревалась стрелять с убийственной точностью, опираясь на презрение к легкомысленным субъектам, прикрываясь дурным самочувствием, на которое можно сослаться в случае промаха, и подпитываясь мрачной и твердой решимостью довести дело до конца. Это был новый подход, и меня он вполне устраивал.
