— Хочешь огонь? — спросил Мвинди.
— Небольшой, на одного.
— Я прикажу, — кивнул он. — Ты ешь. Когда мемсаиб уезжай, ты еда забывай.
— Не хочу есть перед охотой.
— Может, охота долго продолжайся. Ты ешь сейчас.
— Мбебиа еще спит.
— Все старики уже просыпайся. Только молодые спи. Кейти приказывай, чтобы тебя корми.
— Хорошо, хорошо.
— Что ты будешь?
— Тефтели из трески с жареной картошкой.
— Будешь печень газели и бекон. Кейти говори, мемсаиб таблетки малярия оставляй.
— Где же они?
— Здесь! — Он протянул пузырек. — Кейти говори, чтобы я наблюдай, как ты таблетки ешь.
— Ну вот, съел.
— Какая одежда хочешь сегодня?
— Низкие ботинки и теплую куртку на утро. Кожанку, если распогодится.
— Я быстро людей собери. Сегодня хороший день, очень хороший.
— Вот как?
— Все так говори, даже Чаро.
— Ну и хорошо. Я тоже так думаю.
— Какой сон приснись?
— Никакой. Абсолютно ничего.
— Мзури. Я сейчас Кейти доложи.
После завтрака мы направились прямиком к Чулусу по наезженной дороге, что вела через страну геренуков. От старой маньятты до холмов, у подножия которых паслись вернувшиеся на болото буйволы, дорога раскисла и сделалась опасной. Мы проехали сколько смогли, а потом оставили Мтуку в машине и продолжили путь пешком. Трава после дождя была свежей и влажной. Буйволов мы стрелять не собирались, однако оба ружья держали наготове: здесь водились носороги, позавчера с воздуха заметили троих. Буйволы должны были двигаться к новым пастбищам возле болота. Я намеревался их сосчитать, а если повезет, то и сфотографировать, особенно старого быка с роскошными рогами, которого мы последний раз видели три месяца назад. Пугать их без нужды, впрочем, не хотелось: позже я намеревался привезти сюда Мэри, чтобы она сделала нормальные снимки.
Вскоре мы обнаружили огромное стадо, бредущее в низине прямо под нами. Там были и горделивые быки, и старые толстые коровы, и молодые бычки, и телята. Проплывали изогнутые рога, тяжелые складки жира, лепешки засохшей грязи, вытертые проплешины на коже — могучая черно-серая река, над которой мелькали птицы: мелкие, остроклювые, суетливые, как скворцы на лужайке. Буйволы двигались медленно, на ходу выщипывая траву, оставляя после себя голую землю; тяжелый запах скота достиг наших носов — и тут нас накрыли мухи. Натянув рубаху на голову, я насчитал сто двадцать четыре буйвола. Ветер был правильным, они нас не учуяли. Птицы тоже ничего не заметили: мы стояли слишком высоко. Выдать нас могли только мухи, но, по счастью, они не отличались болтливостью.
Время шло к полудню, жара набирала силу, и главная наша удача была еще впереди, хотя мы об этом не догадывались. Медленно проезжая через редколесье, мы внимательно осматривали каждое дерево — искали леопарда, известного возмутителя спокойствия. Я намеревался его убить по просьбе жителей Шамбы, где он зарезал шестнадцать коз; охотоведческое хозяйство дало добро на отстрел, поэтому мы имели право преследовать зверя на колесах. Леопард, некогда считавшийся официальным вредителем, был недавно переведен в статус королевской дичи, однако не подозревал о своем повышении, иначе не совершил бы поступка, поставившего его вне закона и отбросившего назад в категорию вредителей. Шестнадцать коз за одну ночь было явным перебором, особенно если учесть, что съесть он мог всего одну. К тому же половина убитых коз принадлежала семье Деббы.
Мы выехали на живописную поляну; слева росло высокое дерево, раскинув две ветви в стороны, параллельно земле: одна ветвь простиралась над поляной, другая уходила в тень. Вершина и ствол прятались в густой листве.
— Вот идеальное дерево для леопарда, — сказал я Нгуи.
— Ндио, — тихо ответил он. — А вот и сам леопард.
Мтука заметил, что мы смотрим на дерево, и остановил машину, хотя не слышал, о чем мы говорим, и не видел леопарда. Я вышел со старым «Спрингфилдом» наготове. Зверь лежал на правой ветке, растянувшись во всю длину; листва шевелилась, и по пятнистой шкуре гуляли тени. Высота была где-то шестьдесят футов. Улегшись здесь отдохнуть в жаркий ясный полдень, он совершил еще большую ошибку, чем когда зарезал понапрасну шестнадцать коз.
Я поднял «спрингфилд», сделал вдох и на выдохе плавно потянул спуск, целясь в шею за ухом. Пуля прошла выше, даже не задев зверя; он тяжко припал к ветке. Я передернул затвор и влепил вторую ему в плечо — раздался шлепок, и леопард шумно рухнул, изогнувшись полумесяцем. Тело грузно ударилось о землю.
Нгуи и Чаро радостно хлопали меня по спине, Чаро пожимал руку. Старый оруженосец Отца тоже тряс мне руку и плакал: его взволновало эффектное падение леопарда. При рукопожатии он особым образом складывал пальцы — это было секретное приветствие камба. Свободной рукой я пытался перезарядить винтовку. Нгуи в возбуждении взял винтовку вместо дробовика, и мы осторожно приблизились к месту, куда упал леопард, зарезавший коз моего тестя. Леопарда не было.
На земле виднелось углубление, оставленное упавшим телом. Кровавый след — яркий, со сгустками — уходил налево, в заросли кустарника. Заросли были густыми, как корни болотных мангров, и никто больше не поздравлял меня секретным рукопожатием камба.
— Джентльмены, — объявил я по-испански, — ситуация радикально изменилась.
Уроки Отца не прошли даром, я знал, что нам следует делать, но когда речь идет об укрывшихся в кустах раненых леопардах, ни один случай не похож на другой. Звери ведут себя по-разному, общее лишь одно: рано или поздно они неизменно нападают — и бьются до последнего. Поэтому я и целился в шею за ухом. Теперь, однако, поздно сожалеть о промахах…
Нашей первой проблемой был Чаро. Во-первых, леопарды драли его уже дважды; во-вторых, он годился мне в отцы, хотя никто толком не знал, сколько ему лет. Чаро норовил первым полезть в кусты, буквально повизгивая от нетерпения.
— Так, отошел от кустов! Живо! Разберутся без тебя. Залезь на крышу машины и сиди.
— Хапана, бвана.
— Не хапана, а ндио. Ты понял? Ндио!
— Ндио, — процедил он, не добавив «бвана», что считалось прямым оскорблением.
Нгуи уже успел зарядить двенадцатизарядный помповый «винчестер» крупной картечью ССГ, с которой в Англии ходят на лося. Такого боеприпаса нам еще применять не доводилось, и меньше всего мне хотелось осечек, поэтому я распечатал новую коробку птичьей картечи № 8 и перезарядил оружие, а оставшиеся патроны рассовал по карманам. На коротких дистанциях мелкая картечь работает, как литая пуля. Я видел ее эффект на человеке: небольшое входное отверстие с иссиня-черными краями и грудная клетка, полная свинца.
— Квенда, — сказал я, и мы двинулись по кровавому следу.
