— Вернемся к вопросу, — сказал я. — Варфоломеевская ночь на Рождество. Они что, не уважают малютку Иисуса?
— Мясорубка, брат.
— И женщин с детьми не пощадят?
— Насчет этого никто ничего не сказал.
— А кто что сказал?
— Я слышал, люди говорили в лавке Бенджи. В масайских магазинах тоже говорили. И в чайной комнате.
— Намереваются истребить всех масаи?
— Нет. Масаи придут сюда, на большую нгому в честь малютки Иисуса.
— Про нгому много говорят? — спросил я, меняя тему и демонстрируя, что туманные слухи о грядущих мясорубках не могут смутить человека, который прошел зулусскую войну, и в Мекку наведывается, словно в Атлантик-Сити, не будучи даже мусульманином, и уважает своих предков, сражавшихся под командованием Джорджа Армстронга Кастера у реки Литтл-Бигхорн.
— В предгорьях вершины это главная тема дня, — ответил Стукач, — если не считать мясорубки.
— А что сказал мистер Сингх?
— Он нагрубил мне, брат.
— Думаешь, примет участие в мясорубке?
— Скорее всего он один из организаторов.
Стукач бережно развернул шаль и извлек оттуда пакет. Это была бутылка виски «Белый вереск» в бумажной коробке.
— Подарок мистера Сингха, — пояснил он. — Советую изучить его как следует, прежде чем пить. Я никогда не слышал о такой марке.
— Очень жаль, брат. Марка, может, и неизвестная, но виски хорошее. Все новые марки поначалу следят за качеством.
— Хочу сообщить тебе информацию о мистере Сингхе, брат. Нет никаких сомнений, что в прошлом он подвизался на военной службе.
— В это трудно поверить.
— Я знаю наверняка. Только человек, служивший в Британской Индийской армии, мог обругать меня так, как обругал мистер Сингх.
— Полагаешь, мистер и миссис Сингх диверсанты?
— Я наведу справки.
— Должен заметить, брат, твое донесение не отличается ясностью.
— Это была трудная ночь, брат. Жестокосердие Вдовы, блуждание вокруг вершины…
— Выпей еще, брат. Ты говоришь как герой «Грозового Перевала».
— Это историческая битва?
— В некотором смысле.
— Когда-нибудь ты о ней расскажешь?
— Напомни, если забуду. А сейчас я хочу, чтобы ты вернулся в Лойтокиток. Проведешь там ночь трезвый, добудешь информацию, которой можно доверять. Переночуешь в гостинице «Брауне». Нет, лучше на веранде. Где ты спал прошлой ночью?
— На полу, брат. В чайной комнате, под бильярдным столом.
— Пьяный или трезвый?
— Пьяный, брат.
Чтобы забрать почту, Мэри должна была дождаться, пока откроется банк. Погода стояла самая что ни на есть летная, на небе ни облачка, и я рассудил, что Уилли не будет торопиться с вылетом. Мы выехали к аэродрому, прихватив пару бутылок холодного пива. Впереди сидели я, Мтука и Нгуи, а сзади Чаро и Арап Майна. Последний выглядел так, словно собирался держать у самолета почетный караул: форма выстирана и выглажена, винтовка «ли-энфилд» 303-го калибра вычищена до блеска. Мы проехались через лужайку, чтобы распугать птиц, и вернулись в тень. Мтука заглушил мотор. Мы приготовились ждать. Чаро увязался с нами в последнюю минуту, потому что он был оруженосцем мисс Мэри.
Время уже перевалило за полдень. Я откупорил первую кварту «Таскера» и пустил по кругу. Пили только я, Мтука и Нгуи. Арапу Майне пить не позволялось после недавнего загула, однако позже я намеревался сделать для него послабление.
Я поведал Нгуи и Мтуке, что прошлой ночью видел сон, в котором мы молились солнцу: сперва на восходе, потом на закате.
Нгуи заявил, что новая религия — это хорошо, но он нипочем не станет на колени, как какой-нибудь христианин или погонщик верблюдов.
— На коленях стоять не обязательно. Просто смотри на солнце и молись.
— О чем мы молились в твоем сне?
— Молились, чтобы храбро жить и храбро умереть, и после смерти отправиться в Счастливые Охотничьи Угодья.
— Мы и так храбрые, — сказал Нгуи, — зачем еще молиться?
— Молись о чем хочешь, если это нам не во вред.
— Я молюсь за пиво и мясо, и за новую жену с мозолями на руках. Жену можем разделить на троих.
— Хорошая молитва. А ты, Мтука?
— За эту машину. Чтобы осталась у нас.
— А еще?
— Пиво. Чтобы тебя не убили. Хороший дождь в Мачакосе. Счастливые Охотничьи Угодья.
— А ты за что? — спросил Нгуи.
— Африка для африканцев. Квиша мау-мау. Квиша все болезни. Хороший дождь везде, где его ждут. Счастливые Охотничьи Угодья.
— Чтобы было весело, — добавил Мтука.
— Чтобы вдуть миссис Сингх.
— Э, молимся только за хорошее!
— Забрать миссис Сингх в Счастливые Охотничьи Угодья.
— Слишком много народу хочет перейти в нашу веру, — заметил Нгуи. — Всех будем брать?
— Начнем с отделения. Затем возьмем взвод или, может, роту.
— Рота слишком много. Выберем совет, а командир ты. Никакой великий дух, никакой Маниту. Хапана король. Хапана королева. Хапана Эйч-И. Хапана Джи-Си. Хапана малютка Иисус. Хапана полиция. Хапана черная ведьма. Хапана охотоведческое хозяйство.
— Хапана, — согласился я.
— Хапана, — присоединился Мтука.
Я передал пиво Арапу Майне.
— Ты верующий, Майна?
— Крайне.
— А пьющий?
— Только пиво, вино и джин. И виски, конечно. А также цветные и бесцветные спиртные напитки.
— Пьяный напиваешься?
— Тебе лучше знать. Папа.
— Какую веру исповедуешь?
— На данный момент я мусульманин.
Чаро откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза.
— А раньше?
— Лумбва.
Плечи Мтуки подрагивали от смеха.
— Христианином не был никогда, — добавил Майна с достоинством.
— Ладно, слишком много говорим о религии. Я все еще работаю под началом бваны старшего егеря, и через четыре дня мы отмечаем день рождения малютки Иисуса. — Я посмотрел на часы. — Давайте разгоним птиц и допьем пиво, пока самолет не прилетел.
— Уже летит, — сказал Мтука, заводя мотор.
Я передал ему пиво, и он отпил треть от того, что осталось. Нгуи отпил вторую треть. Я отпил половину последней трети и отдал остаток Майне. Машина помчалась к взлетно-посадочной полосе, поднимая в воздух аистов; они сперва разбегались, затем подпрыгивали, выпрямляли длинные ноги, словно убирая шасси, и пускались в неуклюжий полет.
