— Честно? — Бэзил опять уловил почти беззвучный смешок. — Короче, в семь часов жди.
В десять утра, встретившись со своим дядей в магазине готовой одежды «Бартон Ли», Бэзил немного устыдился, что затрудняет и разоряет родных. По дядиному совету он в конце концов выбрал два костюма: повседневный, из плотного сукна шоколадного цвета, и выходной, темносиний. И тот и другой требовали небольшой подгонки по фигуре, но дядя договорился, чтобы один костюм непременно доставили в тот же день.
В порядке раскаяния, хоть и недолгого, в таком неслыханном транжирстве Бэзил решил сэкономить на транспорте и отправился домой пешком. На Крэст-авеню он примерился и перепрыгнул через высокий пожарный гидрант неподалеку от особняка ван Шеллингеров; при этом возник вопрос: можно ли прыгать через пожарный кран в длинных штанах и будет ли у него вообще такая возможность? Что-то заставило его напоследок совершить этот обряд еще два или три раза; тут его и застукали ван Шеллингеры, чей лимузин свернул на подъездную аллею и затормозил у входа.
— Ой, Бэзил, — услышал он.
С гранитных ступеней особняка, второго по величине у них в городе, на него смотрело нежное юное личико, наполовину скрытое облаком почти белых кудряшек.
— Здравствуй, Глэдис.
— Можно тебя на минутку, Бэзил?
Не мог же он отказать. Глэдис ван Шеллингер была на год младше — спокойная, воспитанная девочка, которую по слухам, готовили к замужеству с каким-нибудь респектабельным молодым человеком из Новой Англии. У нее была гувернантка; Глэдис водилась лишь с немногими избранными девочками, с которыми встречалась либо у себя дома, либо у них; ей была неведома вольница, привычная для городских детей Среднего Запада. Она не появлялась в таких местах, где ближе к вечеру собирались ее ровесники, — к примеру, во дворе за домом Уортонов.
— Бэзил, хотела спросить: ты сегодня вечером идешь на ярмарку?
— Ну, в принципе, да.
— А ты не хочешь присоединиться к нам и посмотреть фейерверк из нашей ложи?
На мгновение он задумался. Вроде надо было соглашаться, но какая-то неведомая сила нашептывала обратное: сам посуди, стоит ли отказывать себе в близком удовольствии ради совершенно бесперспективной затеи?
— Я не смогу. К великому сожалению.
По лицу Глэдис пробежала тень разочарования.
— Не сможешь? Тогда заходи как-нибудь в гости, Бэзил, только не откладывай. Скоро я уеду в Новую Англию.
Он в унынии побрел дальше. Глэдис ван Шеллингер никогда с ним не дружила, и ни с кем другим тоже, но, услышав, что она едет учиться в Новую Англию, причем одновременно с ним, Бэзил к ней потеплел, как будто их двоих ожидало заманчивое приключение, уготованное самой судьбой вопреки тому обстоятельству, что Глэдис происходила из богатой семьи, а он — из семьи среднего достатка. Жаль, что не получалось сегодня составить ей компанию.
С трех часов дня Бэзил, который сидел у себя в комнате и читал «Багровый свитер»
[6]
, начал прислушиваться к звонкам. Он выскакивал на лестничную площадку, перегибался через перила и кричал:
— Хильда, это не ко мне?
А в четыре, возмущенный равнодушием горничной, полным отсутствием понимания важности момента и медлительностью, с какой она подходила к дверям, он сбежал вниз и взял дело под свой контроль. Но все напрасно. Тогда он позвонил в «Бартон Ли»; какой-то продавец торопливо заверил:
— Вы получите свой костюм. Гарантирую, костюм вы получите.
В его правдивость Бэзил не поверил; выйдя на крыльцо, он стал высматривать фирменный пикап от «Бартон Ли».
К пяти часам пришла мама.
— Видимо, потребовались дополнительные переделки, — решила она приободрить сына. — Ничего, завтра утром доставят.
— Завтра утром! — Бэзил не поверил своим ушам. — Мне нужно сегодня, сейчас!
Бэзил окинул взглядом Холли-авеню. Схватив кепку, он бросился за угол, на трамвайную остановку. Через мгновение его осенило, и он столь же стремительно помчался назад.
— Если доставят, примешь пакет без меня, — проинструктировал он маму, ибо взрослый человек ничего не должен пускать на самотек.
— Так и быть, — сухо пообещала она. — Приму.
Времени пролетело больше, чем он думал. Потом еще пришлось ждать троллейбуса, и, добравшись до магазина «Бартон Ли», Бэзил с ужасом увидел запертые двери и опущенные жалюзи. У выхода он перехватил одного из припозднившихся работников и стал с горячностью объяснять, что костюм необходим ему именно сегодня. Служащий оказался не в курсе дела… На какую фамилию — мистер Швартце? Нет, Бэзил — не мистер Швартце. После сбивчивой дискуссии, в ходе которой он пытался доказать, что бессовестного продавца следует уволить, Бэзил, совершенно убитый, поплелся восвояси.
Если костюма нет, на ярмарку идти не стоит — нечего там делать. Придется сидеть дома, пока другие, везунчики, будут искать приключений на местном бродвее. Рядом с ними сквозь волшебный мрак «Старой мельницы» будут скользить таинственные девушки, юные и сговорчивые, а его там не будет — и все из-за тупости, эгоизма и лживости какого-то продавца из магазина готовой одежды. А через пару дней ярмарка закроется… навсегда… и эти девушки, самые неуловимые, самые желанные на всем свете, вместе с этой сестренкой — по слухам, самой симпатичной девочкой из всех троих… будут для него потеряны навек. Они умчатся на «блатц-уайлдкэтах» в лунную ночь, а Бэзил даже не успеет их поцеловать. Да, он до конца своих дней (только надо успеть добиться увольнения того продавца, чтобы помнил, как своим поступком загубил ему, Бэзилу, жизнь) будет с неизбывной горечью оглядываться на этот безвозвратный день. Подобно многим из нас, Бэзил отказывался понимать, что в будущем у него появится масса желаний, равноценных нынешним.
Он вернулся домой; пакет так и не доставили. Бэзил угрюмо слонялся из комнаты в комнату, а в половине седьмого по настоянию матери сел ужинать и молча поставил локти на стол.
— Неужели ты не проголодался, Бэзил?
— Нет, спасибо, — с отсутствующим видом сказал он, даже не разобрав, что ему положили.
— До твоего отъезда целых две недели. Какая разница…
— Да я не потому. Просто голова разболелась.
Когда ужин подходил к концу, его рассеянный взгляд упал на бисквитный торт; с видом лунатика Бэзил съел три куска.
Ровно в семь он услышал звук, призванный возвестить начало волнующего, романтического вечера.
У крыльца тормознул автомобиль Лимингов, и в следующий миг Рипли Бакнер нажал на кнопку дверного звонка. Бэзил мрачно поднялся из-за стола.
— Я сам открою, — сказал он Хильде. А потом с неявным, обезличенным упреком — матери: — Извини, я сейчас. Только скажу им, что на ярмарку пойти не смогу.
