На самом же деле чем явственнее он представлял себе Джобену и Скидди де Винчи в автомобиле, тем сильнее бесился.
В пять часов они вышли от «Эмиля», чтобы перебраться в «Кастл-хаус». Асфальт поблескивал от измороси. Взволнованная наступлением сумерек, Джобена порывисто схватила Бэзила под руку:
— Мы все не поместимся в авто. Давай наймем вот тот экипаж.
Она дала адрес дряхлому кучеру в линялой темно-зеленой ливрее, и перекошенные дверцы загородили их от дождя.
— Как они все мне надоели! — зашептала она. — У них пустые глаза, у всех, кроме Скидди, но через какой-нибудь час у него будет заплетаться язык. Первый сигнал уже был: он начал плакаться из-за своей собаки Скорлупки, которая сдохла месяц назад. Ты когда-нибудь поддавался очарованию человека, который обречен; который идет предначертанной ему дорогой, не жалуясь, не надеясь, а лишь покоряясь своей судьбе?
Его неопытное сердце отчаянно запротестовало.
— Зачем же себя губить? — возразил он. — Каждый может начать с чистого листа.
— Только не Скидди.
— Кто угодно, — настаивал он. — Нужно лишь принять решение стать чуточку лучше — это на удивление просто и на удивление действенно.
Похоже, она его не слышала.
— Как чудесно, правда? На улице непогода, а мы с тобой едем в этом экипаже, — она повернулась к нему с улыбкой, — вдвоем.
— Да, — рассеянно согласился Бэзил. — Суть в том, чтобы каждый старался вести безупречную жизнь. Начинать можно в самом юном возрасте, лет в десять-одиннадцать, тогда можно добиться абсолютной безупречности.
— Это верно, — сказала она. — В некотором смысле Скидди ведет безупречную жизнь. Он не знает тревог, не знает сожалений. Его можно было бы отправить в прошлое… ну, скажем, в восемнадцатый век или в любую эпоху, когда ценились деньги и красавцы, — и он был бы там как дома.
— Это совсем другое, — встревожился Бэзил. — Это вовсе не то, что я понимаю под безупречной жизнью.
— Ты имеешь в виду нечто более изощренное, — предположила она. — Я сразу об этом подумала, увидев твой подбородок. Держу пари, ты просто берешь все, что захочешь.
Бросив на него еще один взгляд, она качнулась в его сторону.
— Ты не понимаешь… — начал он.
Она положила руку ему на локоть:
— Подожди минутку; мы почти приехали. Давай не будем спешить в зал. Здесь так празднично, все в огнях, а там духота, толчея. Скажи кучеру, пусть проедет еще несколько кварталов. Я заметила, что ты совсем мало танцевал; мне это понравилось. Терпеть не могу мужчин, которые подскакивают при первых звуках музыки, будто на кону их жизнь. Это правда, что тебе всего шестнадцать?
— Правда.
— А выглядишь старше. Твое лицо читается, как книга.
— Ты не понимаешь… — снова начал Бэзил, приходя в отчаяние.
Через окошко в перегородке она обратилась к кучеру:
— Едем прямо по Бродвею; мы скажем, где остановиться. — Откинувшись назад, она мечтательно повторила: — Безупречная жизнь. Хотела бы я жить безупречной жизнью. Я готова страдать — знать бы только, ради чего; стоит ли размениваться на пустяки, низости и пакости — если грешить, так по-крупному.
— Нет же, нет! — Бэзил пришел в ужас. — Так нельзя себя ощущать, это нездоровые мысли. Никогда не произноси такие вещи — ты же девушка, тебе всего шестнадцать лет. Ты должна… должна себя убеждать и почаще размышлять о вечном. — Он ожидал, что Джобена его перебьет, но она молчала. — Вот я, например, всего месяц назад выкуривал по двенадцать или даже пятнадцать сигарет в день, если у меня не было тренировки по футболу. Сыпал проклятиями, сквернословил и почти не писал домой, поэтому родители вынуждены были время от времени телеграфировать — тревожились о моем здоровье. У меня не было чувства ответственности. До недавнего времени мне даже в голову не приходило, что можно жить безупречно, но я сделал попытку.
Он помолчал, переполняемый чувствами.
— Не приходило в голову? — тихо переспросила Джобена.
— Никогда. Я был таким, как все, только хуже. Походя целовался с девчонками и не мучился.
— Что же… что тебя так изменило?
— Встреча с одним человеком. — Он резко повернулся к ней и ценой немалых усилий изобразил на своем лице жалкое подобие милой и печальной улыбки Джона Грэнби. — Джобена, у тебя… у тебя есть задатки хорошей девушки. Мне было очень горько, что сегодня ты курила и танцевала разнузданные танцы, — это просто дикость. А как ты рассуждаешь о поцелуях! Что будет, если ты встретишь мужчину, который хранил чистоту и не целовал никого, кроме своих родных, а тебе придется сказать ему, что ты делала всякие гадости?
Она резко откинулась назад и решительно проговорила через окошко:
— Едем обратно — по адресу, который мы вам дали.
— Этому надо положить конец. — Бэзил снова улыбнулся, изо всех сил стараясь поднять ее на ступеньку выше. — Пообещай мне, что попробуешь. Это не так уж трудно. И когда однажды в твоей жизни появится честный и открытый мужчина, который спросит: «Выйдешь за меня замуж?» — ты сможешь сказать ему, что никогда не танцевала фривольных танцев, кроме испанского танго и бостона, и никогда ни с кем не целовалась… после шестнадцати лет, а возможно, тебе вообще не придется говорить, что ты хоть с кем-то целовалась.
— Это же нечестно, — сказала она изменившимся голосом. — Разве я не должна открыть ему правду?
— Ты могла бы сказать, что оступилась по неведению.
— Вот как…
К огорчению Бэзила, экипаж остановился прямо у «Кастл-хауса». Джобена поспешила внутрь и, чтобы загладить свое долгое отсутствие, весь вечер посвятила исключительно Скидди и гарвардским первокурсникам. Но, без сомнения, она крепко призадумалась — в точности как он месяцем раньше. Будь у него чуть больше времени, он бы ее разубедил, продемонстрировав, какое влияние на других способен оказывать человек, ведущий безупречный образ жизни. Теперь этот шанс откладывался на завтра.
Но на другой день он ее почти не видел. Она убежала до завтрака и не пришла на встречу с Бэзилом и Джорджем после дневного спектакля; напрасно они битый час ждали ее в «Билтмор-гриле». К ужину собрались гости, и Бэзилу стало не по себе, когда Джобена исчезла, едва выйдя из-за стола. Могло ли так случиться, что он отпугнул ее своей серьезностью? Тогда ему тем более требовалось ее увидеть, переубедить, привязать к себе невидимой нитью высокой цели. Возможно — возможно, — она и есть та идеальная девушка, на которой ему суждено жениться. От этой сногсшибательной мысли его захлестнуло восторгом. Он тут же распланировал наперед годы ожидания: они будут поддерживать друг друга в достижении совершенства жизни и ни один не подарит поцелуя никому другому — на этом условии он будет настаивать, причем категорически; он возьмет с нее обещание на пушечный выстрел не приближаться к Скидди де Винчи; а после — супружеская жизнь, полная высокого служения, безупречности, славы и любви.
