На обратном пути Джозефина и Лиллиан засыпали Адель вопросами.
— Он мой старинный знакомый из Цинциннати, — сдержанно пояснила Адель. — Капитан бейсбольной команды, кандидат на вступление в «Череп и кости».
— Это с ним ты пойдешь на бал?
— Да. Поймите, мы знакомы всю жизнь.
Следовало ли это понимать как легкий намек, что лишь тот может оценить Адель по достоинству, кто знаком с нею всю жизнь?
— Вы помолвлены? — допытывалась Лиллиан.
Адель засмеялась:
— Боже упаси, я не помышляю о таких вещах! Сейчас для этого совсем неподходящее время, правда? — («Самое подходящее время», — истолковала про себя Джозефина.) — Мы просто добрые друзья. Я считаю, между юношей и девушкой возможна абсолютно здоровая дружба, в которой отсутствуют всякие…
— Шуры-муры, — услужливо подсказала Лиллиан.
— Пожалуй; только меня коробит это выражение. Я собиралась сказать «романтические чувства» — они должны прийти позднее.
— Браво, Адель! — провозгласила мисс Чемберс, больше по обязанности.
Но Джозефину разбирало любопытство.
— Разве он не говорит, что влюблен в тебя и все такое?
— Боже упаси! Дад, как и я, не отвлекается на всякую чепуху. В Нью-Хейвене он не сидит без дела, у него масса обязанностей и в комитетах, и в бейсбольной команде.
— Надо же! — сказала Джозефина.
Как ни странно, Джозефина была заинтригована. Она еще не сталкивалась с убеждением, что два человека, которых тянет друг к другу, должны об этом помалкивать и «не отвлекаться на всякую чепуху». Да, она знала девочек, у которых не было поклонников; знала других, от природы бесчувственных; знала и таких, которые выдумывали себе мысли и поступки; но сейчас перед ней сидела школьница, говорившая о знаках внимания со стороны кандидата на вступление в самое престижное братство с таким видом, словно оба они были каменными горгульями на фасаде нового здания Харкнесс-Холла, указанного им мисс Чемберс. И при этом Адель была всем довольна, не то что Джозефина, считавшая, что мальчики и девочки созданы друг для друга и должны поторапливаться.
В свете своей популярности и различных достижений Ноултон уже стал казаться более привлекательным. Джозефина размышляла, вспомнит ли он ее, потанцует ли с ней на балу и не остановит ли его то, что кавалером ее будет не кто иной, как Риджвей Сондерс. Она попыталась припомнить, одарила ли Ноултона улыбкой, поймав на себе его взгляд. Если да, он ее непременно вспомнит и пригласит на танец. Однако сомнения не оставляли ее даже вечером, пока она пыталась вызубрить два неправильных глагола из французской грамматики и десяток строф из «Сказания о Старом Мореходе»
[61]
Кольриджа; но и когда она уже засыпала, уверенности не прибавилось.
II
Трое блестящих второкурсников, основателей Ассоциации Возлюбленных Братьев, в складчину сняли дом для Джозефины, Лиллиан, еще одной девочки из Фармингтона и их матерей. Для девочек это был первый бал, и, приехав в Нью-Хейвен, они, словно приговоренные к смертной казни, не находили себе места; но за вечерним чаем в студенческом обществе Шеффилдовского колледжа оказалось такое изобилие знакомых мальчиков из их города, а также гостей и друзей этих гостей и еще новеньких мальчиков с непроверенными возможностями, но с таким явным желанием понравиться, что девочки преисполнились уверенности в себе и смело влились в нарядную толпу, заполонившую здание арсенала в десять вечера.
Это зрелище впечатляло; Джозефина впервые приобщилась к действу, которое организовали мужчины по своим правилам, явив собравшимся мир Нью-Хейвена, скрытый завесой тайны от посторонних глаз и недоступный для женщин. Она поняла, что их с девочками кавалеры, все трое, ранее казавшиеся воплощением успеха, были мелкой сошкой в этом безжалостном микрокосме достижений и отличий. Мужской мир! Осматриваясь во время выступления хора, Джозефина не без зависти восхищалась атмосферой товарищества и добросердечия. Она позавидовала мимолетно встреченной в туалетной комнате Адель Кроу, на которую свалилась такая честь — и только потому, что та сегодня оказалась девушкой Дадли Ноултона. А уж когда скромница Адель, даже ненапу-дренная, в обыкновенном белом платье, прошествовала в первой паре вдоль элегантно ниспадающих флагов, под аркой, увитой гортензиями, Джозефина и вовсе задохнулась. К Адель было приковано всеобщее внимание, и от этого в Джозефине проснулось нечто такое, что до поры до времени дремало внутри: ощущение цели, едва намеченной возможности.
— Джозефина, — начал Риджвей Сондерс, — ты не представляешь, как я счастлив, что мы здесь. Я так долго ждал, так мечтал…
Она машинально улыбнулась, но мыслями уже была далеко, и, пока в танцевальном зале разгоралось веселье, у нее в голове вертелась все та же навязчивая идея. С самого начала вечера она была нарасхват; после чаепития круг ее кавалеров пополнился доброй дюжиной новых лиц, как уверенных, так и робких; у нее, как у всех эффектных девушек, в конце концов появилась целая свита, следовавшая за ней по пятам. Но такое случалось в ее жизни и прежде, а на этот раз чего-то не хватало. Пусть у нее будет десяток кавалеров, а у Адель только два, Джозефина теперь поняла, что успех девушки определяется статусом мужчины, с которым она пришла.
Ее возмутила такая несправедливость. Девушка добивается популярности внешностью и обаянием. Чем больше в тебе красоты и обаяния, тем меньше ты зависишь от мнения окружающих. Как нелепо: Адель, заарканившая капитана бейсбольной команды, который, похоже, мало что смыслит в девушках и даже не способен оценить интерес к своей персоне, вознеслась на трон, невзирая на толстые лодыжки и розовые щеки.
Джозефина танцевала с Эдом Биментом из Чикаго. Он был ее самым первым поклонником, еще из тех времен, когда она крохой с косичками ходила в танцевальную школу и носила белые хлопчатобумажные чулочки, кружевные панталончики с пристроченным лифом, платья с оборками и непременным длинным пояском.
— Что со мной происходит? — спросила его Джозефина, размышляя вслух. — Уже много месяцев я чувствую себя столетней старухой, а мне всего семнадцать, и тот праздник был только семь лет назад.
— Это потому, что ты все время влюбляешься, — ответил Эд.
— Неправда! — возмутилась она. — Про меня ходит множество дурацких, беспочвенных сплетен, которые обычно распускают завистливые девчонки.
— А чему завидовать?
— Не груби, — отрезала она. — Подведи-ка меня в танце поближе к Лиллиан.
Лиллиан танцевала с Дадли Ноултоном, который только что перехватил ее у партнера. Джозефина поболтала с подружкой, а затем, немного выждав, на мгновение оказалась лицом к лицу с Ноултоном и одарила его улыбкой. В этот раз она знала наверняка, что улыбка попала в цель и он поддался ее благоуханному обаянию. Если бы этому обаянию было дано имя — вроде тех, какими в последнее время называют французские духи, — его бы назвали «Пожалуйста». Он ответил поклоном и улыбкой, а буквально через минуту перехватил ее в танце.
