Девочки затаили дыхание, вцепившись друг в дружку. Разговор доносился из ближайшего автомобиля, развернутого в противоположную сторону от входа в спортивный комплекс, так что их приближение, да еще под грохот музыки, осталось незамеченным.
— Что значит один-единственный ужин, — продолжала девушка, — если у нас с тобой за целую жизнь их будет великое множество?
— Начиная с июня, милая.
— Начиная с июня, милый, милый, милый.
Слушательницы еще крепче стиснули руки. Потому что голос принадлежал Мэрион Лэм, той самой дебютантке, что ехала с ними в одном вагоне.
И в этот миг — понятное дело, ночь выдалась прохладной, а вечернему платью положено быть тонким — Диззи чихнула: чихнула от души, причем дважды.
III
— Где гарантия, что вы не проболтаетесь? — вопрошал молодой человек. Он повернулся к Мэрион: Ты можешь им внушить, чтобы они ни в коем случае не трепались? Растолкуй им, что это загубит твой дебют дома.
— Да мне все равно, Гарри. Я могу только гордиться…
— Но мне не все равно. Сейчас не время распускать слухи.
— Мы не проболтаемся, — пылким хором заверили девочки.
А Гвен добавила:
— Мы считаем, что это классно.
— Вы хотя бы понимаете, что никто, кроме вас, об этом не знает? — сурово спросил он. — Никто, кроме вас! Если поползут сплетни, я буду знать, кто мелет языком, и тогда…
В его голосе звучала такая зловещая угроза, что вся троица невольно попятилась.
— Не надо так, — вступилась Мэрион. — Эти девочки — из нашей школы; я знаю, они не проболтаются. К тому же они понимают, что это не всерьез: у меня что ни месяц, то помолвка.
— Мэрион! — вскричал молодой человек. — Слышать этого не могу!
— Ох, Гарри, я не хотела тебя обидеть! — задохнулась она, расстроенная не меньше, чем он. — Ты прекрасно знаешь: у меня никого, кроме тебя, не было.
Он застонал.
— Ну как нам обеспечить молчание галерки? — Обескураженный, он шарил в кармане, нащупывая деньги.
— Не нужно, Гарри. Они нас не выдадут. — Но, поймав на себе взгляды трех пар глаз, она растеряла прежнюю уверенность. — Послушайте, чего бы вам хотелось больше всего на свете?
Расхохотавшись, подруги переглянулись.
— Наверное, попасть на бал, — откровенно призналась Гвен. — Только нам нельзя. Родители ни за что бы нас не отпустили, даже по приглашению. Я хочу сказать…
— Есть одна мысль, — перебил Гарри. — Слушайте, что можно сделать. Я знаю, где находится черный ход в легкоатлетический манеж. Вы согласны посидеть в темноте, где вас никто не увидит, и сверху понаблюдать за происходящим?
— Еще бы! — вырвалось у Диззи.
— Я вас туда проведу, если вы поклянетесь мне всем святым, что будете держать язык за зубами.
— Клянемся! — воскликнули они в один голос.
IV
Оставив их на беговой дорожке, внимательный взгляд должен ненадолго сместиться вниз, в переполненный танцевальный зал. Точнее, к входу, где только что появился персонаж, до сего момента игравший незначительную и незавидную роль в этой истории; держался он робко и почти ничего не видел за пульсирующей шеренгой студентов Гарварда и Принстона, не нашедших себе спутниц на этот вечер. Если бы тридцать минут назад Шорти Рэй услышал, что в одиннадцать часов его занесет именно сюда, он бы даже не фыркнул «вот еще!». Парни, которые не вышли ростом, зачастую бывают вознаграждены почти отчаянной решимостью. К Мелкому это не относилось; с отроческих лет он был совершенно не способен к мало-мальски достойному общению с девушками. Домашний танцевальный вечер планировался как часть программы, нацеленной на избавление его от застенчивости; коль скоро здоровье бабушки все равно пошатнулось, он счел подарком судьбы, что ее недомогание пришлось как раз на этот день.
Не успел он выключить свет у себя в комнате, как из Олбани, словно в наказание за такую черствость, пришла телеграмма, адресованная его сестре.
Любой взрослый человек тут же вскрыл бы и прочел это послание, но все, что запечатано, было для Шорти свято, даром что телеграмма всегда предполагает срочность. Выход оставался только один: как можно быстрее доставить ее в спортивный комплекс и вручить Эстер.
Он твердо решил, что на танцевальную площадку за сестрой не побежит. Убедив охранника, что ему необходимо пройти в зал, он теперь беспомощно подпирал стену, когда сверху его высмотрела Диззи.
— А вот и Томми! — вскричала она.
— Где?
— Да вот же, коротышка у двери. Жалкое зрелище, честное слово! К нам выйти — ни за что, а теперь на бал заявился.
— Похоже, не очень-то ему весело, — заметила Клара.
— Давайте спустимся и растормошим его, — предложила Гвен.
— Это без меня, — сказала Диззи. — Во-первых, никто из их семейства не должен знать, что мы здесь.
— Совсем забыла.
— Он все равно уже исчез.
Он и в самом деле исчез, но отнюдь не в гуще безумного празднества. Так и не набравшись смелости, он решил подняться в легкоатлетический манеж и с беговой дорожки высмотреть Эстер среди танцующих. Не успела Диззи замолчать, как он, к их обоюдному изумлению, возник у нее под боком.
— Я думал, ты спишь! — воскликнул он, узнав свою двоюродную сестру.
— А я думала, ты корпишь над книжками.
— Да, я занимался, но тут принесли телеграмму — нужно найти Эстер.
Его представили по всем правилам; Гвен и Клара сделали вид, будто не имели понятия, что он сейчас в городе.
— Эстер только что находилась в ложе, — сообщила Гвен. — Номер восемнадцать.
Ухватившись за эту информацию, Томми повернулся к Диззи:
— Можно тебя попросить спуститься и передать ей телеграмму?
— Нельзя, — отрезала Диззи. — Сам разбирайся. Мы здесь вообще на птичьих правах.
— Я тоже; меня еле пропустили. Но я не смогу пройти через весь зал, а ты сможешь, — честно сказал он.
Гвен уже несколько мгновений изучала его с пристальным любопытством. Он представлялся ей совсем другим; но теперь стало ясно, что это один из самых привлекательных мальчиков, каких она только видела.
— Я могу отнести, — вызвалась она.
— Правда? — Казалось, он только сейчас заметил Гвен — девочку, которая словно сошла с журнальной картинки и при этом была ниже его ростом. Он сунул ей телеграмму. — Вот спасибо! Господи, я так…
— А вдруг я заблужусь? — перебила Гвен. — Тебе придется меня проводить.
На лестнице он то и дело посматривал на нее краем глаза; под широкой аркой они остановились.
