У Мишки складывалось впечатление, что он хоть и управляет событиями, но как-то… фрагментарно, что ли. То все идет, как по писаному, то начинается нечто совершенно непонятное, потом опять – в соответствии с планом, а после вдруг случается такое, что и вообразить невозможно.
Так, наверное, чувствует себя музыкант, играющий на синтезаторе в паузах хоккейного матча: играет он хорошо, порой захватывает разухабистой мелодией внимание зрителей, заставляя их аплодировать в такт, но только до вбрасывания шайбы. А дальше… дальше идет главное действие, ведь публика пришла на матч вовсе не для того, чтобы слушать музыку. Но и само главное действие разделено на две части – видимую для всех, и видимую и понятную только для узкого круга посвященных: тренеров, судей, маклеров тотализатора. И музыкант ко всему этому ни малейшего отношения не имеет, ничего или почти ничего об этом не знает.
Единственный способ стать полным хозяином положения – вместо музыки заорать в микрофон: «Пожар, спасайтесь!!!» Вот тогда все станет понятно и предсказуемо: тренеры со своими тактическими и стратегическими хитростями могут идти в задницу, судья со своим свистком туда же, а тотализатор… Да черт его знает, эти ребята, пожалуй, в любых условиях свое урвать сумеют. Однако главное действие накроется медным тазом.
«Ну что ж, сэр, похоже, именно это вы тут и устроили. Были какие-то хитрые расклады, сложные маневры, военно-политические игры, но пришел боярич Лисовин и, ни черта во всех этих хитромудрых маневрах не понимая, проорал: «Пожар, спасайтесь!» Часть публики рванула на выход, часть затоптали, кого-то и насмерть, а еще часть… гм, видимо, таким исходом должна быть довольна. Продолжая вашу аналогию с хоккейным матчем, сэр, это наверняка болельщики и игроки проигрывающей команды. Их срыв матча вроде бы должен устраивать.
А дальше что? Да, здесь и сейчас вы, сэр Майкл, стали хозяином положения, но в остальной, так сказать, «окружающей действительности»… Как вы думаете, что сделают с музыкантом, сорвавшим хоккейный матч, да еще, судя по всему, не рядовой, а финал какого-то первенства? Вот именно! Следовательно, что? Правильно – не хрен пальцы гнуть, надо думать, как бы их не пообломали, причем по самую шею. И заниматься текучкой тоже незачем, на то у вас подчиненные имеются. Ваша главная задача на данный момент – получение достоверной информации, позволяющей понять расклад сил и выработать дальнейший план действий. И нечего нос воротить! Вон лежит главарь, хоть и изрядно покоцаный, но вполне живой и говорить способный. Вперед, «война все спишет», тем более средневековая».
Главарь лежал в сторонке вместе с еще двумя выжившими «террористами». Судя по перевязкам, в него попало два болта – один раздробил запястье правой руки, а второй прошелся вскользь по лбу. Левую, здоровую руку ему привязали к левой же ноге.
Мишка махнул, подзывая к себе Дмитрия. Склонился к его уху и зашептал:
– Пошли одного отрока узнать, что там у Егора, а сам со мной… кхе-кхе… главаря допрашивать.
– А чего у тебя с голосом-то?
– Ежа проглотил… против шерсти. Командуй, давай.
Ухватил пленного за одну ногу, кивком приказал Дмитрию сделать то же со второй ногой и поволок «террориста» в заросли ивняка – нечего другим слушать, что тот будет отвечать на вопросы.
– Ты чей? – прошептал Мишка, и старшина повторил его вопрос нормальным голосом.
Мужик не только не ответил, но даже отвернул голову, демонстрируя нежелание разговаривать. Сотник повторять вопрос не стал, а спихнул ногой искалеченную руку «террориста» с его груди на землю и наступил на нее подошвой сапога. Раненый напрягся, но молчал. Мишка, продолжая давить сапогом, покатал его руку туда-сюда – тот зарычал, выгнулся на земле дугой, но было понятно, что по-прежнему будет упорствовать.
«Да что ж ты, падла… ведь знаешь же, что все равно говорить заставим… Уй, блин!»
Пленный неожиданно махнул ногой, и только его неудобное положение (а может, последствия ранения в голову?) спасли Мишку от весьма неприятного удара. Зажмурившись, словно бил сам себя, он впечатал каблук в забинтованное запястье, что-то отчетливо хрустнуло – не то кость, не то палка, к которой рука была примотана. Пленный взвыл и потерял сознание.
– Мить, воды.
Дмитрий смотался к берегу, принес воду в шлеме и вылил пленному на голову. Не помогло.
«Как бы не помер. Допрашивать-то вы, сэр, ни хрена не умеете. Матвея, что ли, позвать? Ну да, он вам покажет пытки…»
– Мить… кхе-кхе… еще. Только вот отсюда плещи, чтобы в нос попало.
Со второй попытки получилось – пленный закашлялся и залупал глазами. Мишка снова надавил на искалеченное запястье.
– А-а-а!!! – вопль, наверное, услышали даже в доме.
«Детей перепугаем… А, они уже такого насмотрелись…»
– Будешь говорить, или нам костер развести?
– Не знаю ничего! У ляхов спрашивайте!
«Опять про ляхов, да что ж такое-то?! А не про того ли типчика он говорит?»
– Спросим. А пока тебя спрашиваем. Ты чей?
– Полоцкий… из полусотни боярина Васюты.
– Княжий дружинник?
– Да.
– Что? Просто дружинник, даже не десятник?
– Десятника вы в доме убили.
«Хреново. Просто инициативный мужик, взявший на себя командование в тяжелой ситуации. Много знать не может. Или может?»
Оказалось, что может. Пленный, как выяснилось по ходу допроса, был в составе команды, захватившей княгиню с детьми во время ее катания на ладье. Больше искалеченную руку ему топтать не пришлось, и часть непоняток, так тревоживших Мишку, разъяснилась.
Мишкино предположение о существовании резервного плана похищения подтвердилось, как и то, что этот резервный вариант, втайне от ляхов, сделался основным. О причинах этого пленный не знал, просто во время подготовки десятник улучил момент и шепнул своим людям, что ляхи уговор не выполняют, а потому велено забирать княгиню себе и не отдавать им, пока на то не поступит приказ.
Сам процесс захвата княжьего семейства в изложении пленного выглядел совсем не так, как в устах боярина Гоголя, и в очередной раз послужил прекрасной иллюстрацией к тому, что любой план боя существует только до первого выстрела, а потом…
Разумеется, никакого колдовства и в помине не было, хотя гроза похитителям помогла: сначала в поисках ветерка, облегчающего духоту, ладья княгини отошла довольно далеко от города, а потом ливень не позволил городненцам определить, в какую сторону направились похитители. А вот остальное происходило совсем не так, как живописал Гоголь.
Во-первых, одна из трех лодок, на которых подошли похитители, до ладьи княгини не добралась – больно уж ловко стреляли городненские лучники с берега: то ли перебили всех в лодке, то ли заставили залечь, прячась за бортами. Во-вторых, уже в самой ладье кроме ожидаемых трудностей – добивания выживших охранников – обнаружилась еще одна, которую никто не предусмотрел. Бабы и детишки напихались в кормовую избу так, что выковырять из этой орущей, визжащей и брыкающейся кучи княгиню Агафью оказалось намного труднее, чем добить охранников. Дело дополнительно осложнилось еще и тем, что единственный человек, который знал Агафью в лицо, остался в той лодке, которая до ладьи не добралась. По одежде тоже определить было трудно – все бабы по случаю жары оделись примерно одинаково.
