— Ни крошки!
— Тогда сей же час едем в город, в хороший трактир, закажем ужин. Ох, бедняжки вы мои! Живо одевайтесь! Курточки и шляпы у детей есть?
Дети уже выбежали вон и скоро вернулись в воскресных нарядах, воротничках и шляпках. Мать тоже надела выходную шляпу, накинула шаль, натянула перчатки. — Вот видите, нынче все даже лучше, чем мы думали! — с радостным волнением сказала она детям, надеясь их расшевелить. Потом велела детям идти вперед и взяла мужа под руку. Он же, увидев в передней грязные приборы и бокалы, на секунду задержался и сказал:
— Тут все ж таки ели-пили, иначе откуда эта посуда?
— Да, ели-пили, но мы-то лишь смотрели! Идем, завтра я тебе расскажу, какая из меня хозяйка!
Они вышли из дома; мать заперла дверь, и они проворно зашагали вниз по дороге, хотя вот только что с ног падали от усталости. Мария Заландер конечно же уверенно опиралась на локоть мужа, о печалях которого никак не подозревала. А он просто надеялся без помех посидеть где-нибудь со своим семейством; но, когда они проходили мимо большого, ярко освещенного сада, где играла музыка и было множество народу, детям захотелось утолить голод под звуки скрипок и флейт: они остановились, с вожделением глядя сквозь решетчатую ограду в сад, ведь там, за столиками, кстати говоря, повсюду виднелись трапезничающие посетители.
— Они правы! — сказал отец. — Почему бы им не послушать сегодня застольную музыку? Постой с ними здесь минутку, я посмотрю, найдется ли укромный уголок, где нас не потревожат!
Он зашел в дом и обнаружил в нижнем этаже зал с открытыми окнами, где сидело несколько человек; однако соседняя небольшая комната была совсем пуста, хотя и там стоял круглый накрытый стол. Он тотчас провел туда жену с детьми и усадил за стол, над которым висела газовая люстра.
О, с каким же довольным видом дети сидели, положив ладони на скатерть и временами легонько барабаня пальцами по столешнице.
Мартин Заландер пожал руку жене, которая сидела с ним рядом, а потом через стол каждому из детей. Он ничего при этом не говорил, был счастлив, забыв обо всем остальном. Подошел официант принять заказ.
— Мария, выбери, будь добра, чего хочется тебе и что полезно детям! А я, с твоего позволения, внесу поправки, коли ты станешь скупиться! — сказал Заландер.
— Горячего супа, наверно, не найдется? — спросила она у официанта.
— Отчего же, в концертные вечера по желанию подается полный ужин; отвечал тот.
— Вот это по нашей части, — заметил Заландер, можно не ломать себе голову, верно, Мария?
— Совершенно с тобою согласна! — сказала она, радуясь, что избавлена от всего прочего. Официант быстро разложил салфетки и столовые приборы, остальные принадлежности из посеребренного нейзильбера уже сверкали на столе. Вскоре он подошел с супницей, из которой поднимался душистый пар.
— Поставьте ее на стол, — сказал Заландер, — и не спешите нести прочие блюда, нам торопиться некуда! В накладе вы не останетесь.
— Как прикажете! — Официант удалился, покамест оставив общество наедине с супом. Заметив, что супруга, уютно расположившаяся в кресле, как раз собралась подняться, чтобы наполнить тарелки, Заландер удержал ее и взялся сам разливать суп, благоухающий словно амброзия. А едва они вооружились ложками, оркестр в саду грянул что-то бравурное, так что средь этой бури фанфар и барабанов первую ложку дети поднесли ко рту со странно смешанным чувством жгучего голода и душевного восторга. Впрочем, первоначальный шум скоро сменился пианиссимо, и публика в саду безмолвно внимала; те, что в доме, продолжали орудовать ложками, снаружи кто-то шикнул, отчего г-жа Мария испугалась, дети засмеялись, а Мартин Заландер закрыл окно.
— Ешьте, не обращайте на них внимания! — успокоил он. Так они и поступили, и немного погодя сытые дети угощались простеньким десертом. Каждый получил бокал вина, а мать выпила целых три, и мужу казалось теперь, будто он в раю, ведь со всех сторон ему навстречу сияли оживленные, слегка разрумянившиеся лица, которые как бы говорили, что есть счастье — этакая травка — непропадайка!
Так или иначе, мысленно он сказал себе: правда то, что я вижу, а не то, что знаю!
Дети совсем воспрянули духом; Арнольд тихонько подобрался поближе к отцу и вдруг сказал:
— Отец, ты разве не помнишь, что сегодня я уже видел тебя, у источника, когда вайделиховские мальчишки насмехались, что у меня не мама, а матушка?
В суматохе последующих событий Заландер совершенно забыл и тот инцидент, и лицо мальчугана, но сейчас взял это лицо в ладони и воскликнул:
— А ведь верно, клянусь Богом! О чем я только думаю! Кабы я знал, что моя кровь находилась совсем рядом!
Г-жа Мария удивленно подняла глаза.
— Ты что же, был после полудня поблизости и к нам не пошел? — спросила она, чуть ли не с обидой.
Теперь он осознал, что скверное его положение все-таки явь, однако взял себя в руки, ведь так надобно, нельзя же сообщить о новой беде здесь и сейчас. Он был из тех, кто предпочитает молчать о подобных вещах, словно виноват в них сам, а не чужая подлость.
— Сказать по правде, я еще в два часа был наверху, на пути к вам! Но в Цайзиге встретил старого знакомца, Мёни Вигхарта, и он силком потащил меня к «Рыжему парню», там мы надумали забрать на вокзале мой багаж, чтобы покончить с этой проблемой; потом надо было уплатить пошлину на таможне, что изрядно затянулось, еще я попутно обменял английские деньги, которые имел при себе, нашлись и другие дела, словом, по обыкновению, время шло, и настал вечер. Но ты не сердись, так само собой получилось, так уж устроен ход вещей!
Она давно удовлетворилась объяснениями и в душе была рада, что ход вещей распорядился таким образом и муж не увидел странную сцену с посетителями, а посторонние люди не стали нежеланными свидетелями их встречи.
Лишь около одиннадцати они отправились в обратный путь, на Кройцхальде. Меж тем взошла луна, и они шли озаренные ее сиянием, дети шагали впереди и скоро запели песню, к удовольствию отца слаженно, выказывая хороший слух и звонко. Жена не отпускала локоть мужа, расспрашивала, рассказывала, говорила о пустяках и всем своим существом наслаждалась приятным поворотом судьбы.
Но чем ближе они подходили к дому, тем тяжелее становилось на сердце у мужа, ведь близилась минута, когда ему придется вернуть жену с небес на землю.
Нет, не сегодня, сказал он себе, пусть она нынешней ночью спит крепко, счастливо, беззаботно, она так давно это заслужила! Утро вечера мудренее!
Вот и дом, безмолвный, облитый лунным светом; они отперли дверь, дети опять устремились вперед, зажгли свет, и комната разом ожила, чего давненько не случалось в такой час. Мать заметила на полу бумажку с радужной тарелочкой, незаметно подняла ее и отошла к шкафчику, будто по делу, а по правде, чтобы потихоньку спрятать. В счастии ей было приятно связать с милой вещицей и приключением маленькое суеверие, что и в будущем монетка, возможно, принесет удачу, пока находится при ней.
