— Хи-хи, что с того, что сейчас ночь! Она вроде дня!
Однако дядя Пиня все время замечает, что он каждый раз попадает впросак: то вперед забежит, то не догонит. И дядя Ури никогда не бывает доволен его согласием. Трудно, очень трудно подлизаться к старшему брату, шкловскому богачу.
В тот же вечер за ужином происходит такой разговор:
— Что-то нынче капуста очень кислая, — говорит дядя Ури тете Фейге.
— Д… действительно, кислая, — заикается вслед дядя Пиня, — ужасно кислая!
— Я не понимаю, — отзывается тетя Фейга, — я, кажется, насыпала в горшок пригоршню сахарного песку и сварила капусту, кроме того, ты же, кажется, любил, чтобы было кисловато.
Дядя Ури слегка пугается того, что тетя Фейга рассердится на него и на его гостя. Он сразу же соглашается:
— Знаешь, что я тебе скажу, Фейга, жена моя, может быть, ты и права, да… Кажется, она достаточно сладкая. Сначала мне показалось…
— Да, собственно говоря, совершенно сладкая, о… очень сладкая, — помогает ему дядя Пиня. — 3… замечательная капуста, просто н… наслаждение.
Это не нравится тете Фейге:
— Мда… сладкая, сладкая. Что за вкус у капусты, если она сладкая?
— К… кто говорит сладкая? — пугается дядя Пиня. — Главное, к… кислота. Должно быть кисловато…
— Знаешь, что я тебе скажу, Пиня, — прерывает его дядя Ури, — лучше ешь! Ешь себе на здоровье!
— А… а я что делаю? — удивляется тихонько дядя Пиня и углубляется в тарелку. — Что такое? Разве я что-нибудь говорю?
2
Но это все не более чем предисловие. Настоящие разговоры между дядей Ури и дядей Пиней начинается на день-два позже. Самовар кипит на столе. Тетя Фейга на рынке. Дети в хедере. Оба брата, шкловский богач и гость из Погоста, сидят с глазу на глаз и беседуют о чем угодно, но только не о займе, ради которого дядя Пиня сюда приехал. Один, возможно, стесняется, другой делает вид, что ни о чем не догадывается. Дядя Ури говорит, дядя Пиня поддакивает. Выходит, как у хазана с хористами. Дядя Ури слегка возбужден. Дядя Пиня еще вчера дал ему понять, что ему нужно «на задаток»… не меньше полусотни, а нет, так хоть в петлю. Тетя Фейга услышала и рассердилась: дескать, когда же это кончится? Нет, она не в состоянии терпеть такое от родственников мужа. Сил больше нет. Она схватила свой бязевый жакет, накинула шерстяной платок, взяла кошелку и ушла на рынок. В обществе, чтобы успокоиться, ходят в театр. Дядя Ури, если что-то не так, уходит в бесмедреш, а тетя Фейга — на рынок. С рынка она всегда возвращается освеженной, успокоившейся.
Дядю Ури, однако, не радует, когда тетя Фейга торчит на рынке часами. Во-первых, он чувствует себя одиноко без поставленного ею самовара. Некому стакан чаю налить… И, во-вторых, что женщина делает на рынке? Верно, зазря деньги тратит…
— Вот ведь, — говорит дядя Ури, отстояв шмоне-эсре майрева, — до сих пор не пришла с рынка. Олейну лешабеях ладейн хакейл лосейс гдуле
[73]
(На нас возложено прославлять Господина всего мира, провозглашать величие)… Не вернулась. Вайнахну кейреим умештахавим умейдим
[74]
(Мы же преклоняем колена, и падаем ниц, и возносим благодарность)… Тьфу… Ушмей эход
[75]
(И имя Его едино)…
— Не может спокойно посидеть, точно в доме есть лишние деньги… — продолжает он посвежевшим голосом, как тот, кому только что дали слово. — Только бы мотать, только бы мотать…
— Им бы только тратить, — соглашается дядя Пиня. — Все им мало, и все им не хватает, и все им…
Это раздражает дядю Ури. Неужто Пиня и вправду полагает, что его Фейга вроде лавочниц в Погосте? Он поворачивается к нему:
— Ну-ну, только не думай, что она мотовка. Как бы не так. Она завсегда рубль сбережет. Если бы не она, у меня бы все давно растащили…
— Кто говорит? — спохватывается дядя Пиня. — Уж такая хозяйка… Настоящая хозяйка. Я ж и сказал: дай Бог…
Дядя Пиня чувствует, что брат грубо срезал его, и на мгновение становится тихо. Неловкая тишина.
Дядя Ури наливает два стакана чаю, при этом ошпаривая себя паром, но молчит. Он досадует на то, что невольно обидел младшего брата. И начинает снова:
— Не в этом дело. Прийти-то она могла уже, прийти. Женщина должна знать, должна…
— Жена должна знать, — вторит ему дядя Пиня. — Сбегала на рынок, купила и обратно. Я всегда твержу моей, твержу ей: сбегала на рынок и домой…
Приходят из хедера дети. Перед Пуримом их отпускают домой пораньше. Они входят вместе со свежим запахом мороза. Младшенький несет зажженный фонарик.
— Добро пожаловать! — восклицает дядя Ури. — А это что еще за люминация? Днем с огнем! На улице, кажется, еще совсем светло.
— И верно, — начинает растолковывать детям что к чему дядя Пиня, — для чего вам ходить со светом? Просто так ходить со светом… Неужели дети не понимают, что свет денег стоит…
— Это он только на минуточку зажег, — заступается за младшенького мальчик, который уже учит Гемору.
— Ну, раз на минутку, то это ничего, — соглашается дядя Ури и помогает детям снять шубейки.
— Да, если только на минутку, — разрешает со своей стороны дядя Пиня, — то это ничего… Почему бы нет?
Дети, как положено, рассаживаются, но в тишине продолжают изображать дядю Пиню и дразнить друг друга. Только одиннадцатилетний мальчик, который уже учит Гемору, сдерживается. Он жаден до новых людей и с любопытством рассматривает дядю Пиню из Погоста… Там живет его кузиночка Миреле. Он видел ее один-единственный раз в Шклове. У нее большие грустные глаза, черные и пытливые. И еще черные косички, длинные и такие гладкие, что их так и хочется погладить. Когда Велвл станет постарше, он в нее влюбится и женится на ней. И, поскольку тогда он уже будет ездить с папой на ярмарку в Нижний, привезет ей подарки… Ее папе, дяде Пине — тоже. Вот дядя Пиня сидит за столом и ничего не знает… Он купит дяде Пине хорошую шубу вместо его старого овчинного тулупа на рыбьем меху. Он ему купит такую же шубу, как у папы…
— Ну что ты вертишься? — обращается к сыну дядя Ури. — Или пей чай, или сиди по-человечески, или бери книгу в руки.
— И верно, — поддерживает его, заикаясь, дядя Пиня. — Ч… что ты вертишься? П… папа говорит… Так мог бы ради него, мог бы… А он вертится…
Мальчик, который уже учит Гемору, сразу же начинает ненавидеть дядю Пиню. Такому не нужно ничего, кроме его старой овчинной шубы. Пускай в ней ходит… Черные глаза далекой кузиночки в Погосте гаснут. Мальчик исподлобья бросает взгляд на дядю Пиню и уходит в другую комнату.
