— Квасу русского, ядреного!
Квас русский, студеный,
Пенный да ядреный!
Царю с царицей по глотку,
Барину и мужику,
Православному, еврею,
Всем от квасу веселее!
Файвка смеется, ему нравятся и песенка, и квас. Еврейские торговки сельтерской и их мутные стеклянные кружки ему привычны. А вот гойский квас, о котором папа так часто рассказывал, когда говорил о Расее, это, должно быть, что-то необыкновенное. Файвка направляется к мужику.
Но разве шкловские еврейки — торговки сельтерской дадут человеку насладиться гойским квасом? Одна тащит Файвку за рукав, другая за полу:
— Мальчик, стакан сельтерской, холодной, как лед!
— А у меня с сиропом, мальчик! За копейку!
— Мальчик, зачем тебе к гою?
— Живот заболит…
— Дрянь продает!
— Лучше дай заработать еврейке.
— Мальчик, поди сюда!
— Мальчик!..
Файвка даже чувствует себя важным человеком: за его паршивую копеечку сражается столько взрослых теток. Но соблазн велик. Ему хочется именно квасу… И вообще, что эти чужие тетки вмешиваются в его дела? Новые тетушки с наставлениями на его голову! Чего ему пить, чего не пить…
Отстаньте!
Файвка вырывается из их хищных пальцев и подходит к столику кацапа.
Файвкин чуткий нос ощущает новый непривычный запах перебродившего хлеба и свежего сладковатого солода. Кисло-сладкое перемешано в этом запахе с резкими ароматами сельтерской и пива… Ох, вкус, должно быть, чудо из чудес. Одним словом, райский!
Файвка колеблется с минуту. Смущается, потом собирается с духом и спрашивает дрожащим голосом, сколько стоит кружка.
— Копеечку! Маладой человек-с, — отвечает кацап громко, с настоящим русским произношением, с открытым «а», почти как учитель Гершка-умник.
Этот «маладой человек-с» окончательно очаровывает Файвку. Какая свежесть, какое веселье, как с ним могут сравниться заморенные еврейки со своей сельтерской?
— Давай! — еле выговаривает Файвка и от предвкушения сглатывает слюну.
Пробка стреляет, и в высокой кружке с ручкой пенится коричневый напиток. Файвке не терпится поднести ее к пересохшим губам. Он даже забывает произнести благословение и сразу чувствует густой хлебный вкус и бурлящую прохладу. Кисло-сладко и щиплет язык. В нос ударяет приятная крепость.
Но торговки сельтерской затаили на Файвку злобу: кваса они ему не простят. Желчь кипит в них из-за потерянного копеечного заработка.
Файвка еще не выпил и трети кружки, а на его вспотевшую голову уже льется целое помойное ведро злословия и колкостей:
— Ай да мальчик!
— Квасу ему, видите ли, захотелось…
— Трефнятина…
— Трефная глотка!
— Чревоугодник!
— Это чей парнишка?
— Ури Косого.
— Хедер прогуливает!
— Папе все будет рассказано…
— Погоди, погоди!
Файвка отрывается от кружки. Квас встал ему поперек горла, он закашлялся. Такого злословия со стороны торговок Файвка не ожидал. Если бы не смущение, он бы оставил кружку недопитой и убежал. Но это же стыд и срам перед веселым кацапом в красной рубашке. И Файвка, точно бесстыдник какой, кричит разозлившимся теткам:
— А вас никто не спрашивает!
И принимается допивать квас с преувеличенным азартом, глотая всю горечь своего положения. Но у гойского кваса нет уже прежнего вкуса, он смешался с ядом ненависти и не лезет в горло.
Как бы там ни было, Файвка допивает огромную кружку, вытирает с губ кислую пену и запускает руку в карман. Шарит… и лицо у него вытягивается!
Нет копеечки!
Он ищет в другом кармане, хотя прекрасно знает, что никогда не кладет деньги в левый карман штанов. Ищи вчерашнего дня! Нет!..
А? Нету? Нету!
Файвка краснеет, бледнеет, на лбу выступает холодный пот. Караул, где же несколько копеек? Как в воду канули!.. Караул, но они же должны быть здесь!
Уже отчаявшись, Файвка шарит в карманах, как слепой в дырявой суме… как тот обворованный мужик у монопольки… Только что Файвка посмеялся над другим, вот Бог его и наказал. Коли б ты ховав, як я ховав!.. — крутится в голове у смешавшегося Файвки. Ему хочется и плакать, и смеяться… А трясущиеся руки все ищут. Неужели его обокрали?.. Но тут он глядит на свои штаны и застывает как вкопанный.
Руки перестают искать. Нечего искать.
Файвка вспоминает, что с утра, перед тем как идти в хедер, он из-за ярмарки надел старые штаны, а его несколько копеек остались в новых. Они висят теперь дома на стене. Вот ведь несчастье!
Квасник видит, что с его девятилетним клиентом что-то не в порядке, что он слишком долго роется в карманах. Все дружелюбие сходит с его широкого лица, и Файвка слышит резкие фоняцкие слова:
— Копеечку, маладой человек-с!
Вроде те же самые слова, что и раньше, но уже с совсем иным значением. Странное дело!.. А тут еще злословят противные торговки сельтерской, шипят, как гадюки, из-за своих медных сифонов:
— Ну, и где же копеечка?
— Ха-ха-ха!
— Квасу ему захотелось!
— Приспичило ему!
— Копеечку! А?
— Не хворый был бы выпить и еврейской сельтерской!
— Это ему боком выйдет!
У Файвки кровь приливает к лицу. Он начинает что-то мямлить, но поди расскажи кацапу с помощью десятка русских слов, вызубренных по хрестоматии, историю про две пары штанов… он их поменял… он ему потом все отдаст… разве тот поверит?
Так и есть. Прежде чем Файвка успевает промямлить полдюжины невнятных русских слов, рука кацапа взвивается над Файвкиной головой и срывает с него картуз, а продавщицы сельтерской принимают это действие на ура. Вкусный квас был, да? Вот тебе квас!
Тут Файвка начинает плакать:
— Как же это… гроши… штаны, штаны… гроши. Ив… ив другие штаны…
Кацап отвечает очень вежливо:
— Принесешь копейку, маладой человек-с, получишь обратно картуз.
Но Файвка все упрямится: картуз ему нужен сейчас, он не может пойти домой… Тогда кацап отпихивает его:
— Ступай, еврейчик, не мешай!
И сразу запевает бодро и весело, вытирая руки о расшитый рушник:
— Квасу ядреного, прохладительного.
Квас ядреный, холодный,
Сыта медовая,
Райский вкус,
