Леви украл у него любовь отца. Он если и не довел брата до разорения, то весьма опасно приблизил к банкротству. С этим подонком сбежала девушка, которую Хайрам любил. А теперь из-за него еще и чернят его доброе имя.
Мало того, подозрения властей против Хайрама Уайта становились все более тяжкими.
На пакетботе были захвачены банковские векселя на несколько тысяч фунтов, и мельника допросили с почти инквизиторским пристрастием и строгостью, пытаясь установить, известно ли ему что-либо об их местонахождении.
Под гнетом навалившихся несчастий Хайрам не только стал еще более вялым и неразговорчивым, нежели обычно, но и вовсе погрузился в мрачнейшую угрюмость. Он просиживал целые часы напролет, оцепенело уставившись перед собой в огонь.
Однажды ночью — стоял леденящий февральский мороз, а землю покрывало сантиметров десять сухого зернистого снега, — когда Хайрам вот так сидел в одиночестве и предавался своим тяжким думам, в дверь вдруг тихонько постучали.
Хайрам вздрогнул и словно бы очнулся. Какое-то время он продолжал сидеть, бессмысленно разглядывая комнату. Затем отодвинул стул, поднялся, шагнул к двери и широко распахнул ее навстречу нежданному гостю.
Это была Салли Мартин.
Он стоял и тупо таращился на нее. Салли заговорила первой:
— Не позволишь ли мне зайти, Хай? Пожалуйста. Я умираю от холода и голода. Ты ведь не прогонишь меня?
— Разумеется, нет, но почему ты не идешь домой?
Несчастная девушка дрожала и стучала зубами от холода, а теперь и вовсе начала рыдать, утирая глаза уголком одеяла, накинутого на голову и плечи.
— Я была дома, — всхлипывала она, — но отец, он захлопнул дверь перед моим носом. И он проклял меня, Хай… Мне осталось только умереть!
— Да заходи же, Салли, — наконец произнес Хайрам. — Нечего стоять на улице в такой холод.
Он отошел в сторону, и девушка, облегченно вздохнув, быстро проскользнула внутрь.
По просьбе Хайрама Дина принесла Салли еды, и та жадно, едва ли не свирепо, набросилась на нее. Пока гостья ела, Хайрам стоял спиной к камину и разглядывал девушку: лицо ее, некогда круглое и румяное, теперь вытянулось и выглядело изможденным.
— Ты больна, Салли? — спросил он.
— Нет, — ответила она, — но с тех пор, как я покинула дом, времена для меня настали трудные. — При воспоминании о пережитых злоключениях из глаз бедняжки снова хлынули слезы, но она лишь торопливо утерла их тыльной стороной ладони и даже не оторвалась от еды.
Затем надолго воцарилась мертвая тишина. Дина сидела, сгорбившись на табуретке рядом с очагом, с интересом наблюдая за происходящим. Хайрам словно не замечал ее.
Рождество пирата
— Ты сбежала от Леви? — внезапно спросил он. Девушка взглянула на него исподлобья. — Тебе не нужно бояться, — добавил он.
— Да, — решилась она наконец. — Я сбежала от него, Хай.
— А где вы с ним были?
После этого вопроса Салли вдруг отложила нож и вилку.
— Не спрашивай меня об этом, Хайрам, — сказала она взволнованно. — Я не могу тебе этого рассказать. Ты не знаешь Леви, Хайрам. Я не осмелюсь сообщить тебе то, что ему не понравилось бы. Если я скажу тебе, где мы с ним были, он отыщет меня, где бы я ни пряталась, и убьет. Если б ты только знал, что мне известно о нем, Хайрам, ты бы не задавал никаких вопросов.
Хайрам долго стоял и задумчиво глядел на нее. Наконец он просто сказал:
— А я тут частенько вспоминаю, какой ты когда-то была, Салли.
Салли некоторое время молчала, а затем решительно подняла на него глаза:
— Хайрам, если я открою тебе тайну, поклянешься ли ты не говорить об этом ни одной живой душе? — Мельник кивнул. — Но учти: если Леви узнает, что я проболталась, он меня убьет — это так же верно, как и то, что ты стоишь сейчас передо мной. Подойди поближе, я могу сказать это только шепотом. — Он наклонился к ней. Салли быстро глянула по сторонам, затем наклонилась и выдохнула ему в ухо:
— Я честная женщина, Хай. Прежде чем я сбежала с Леви Уэстом, мы обвенчались.
11
Прошли зима и весна, настало лето. Какие бы чувства Хайрам ни испытывал, внешне он никак их не проявлял. И все же кожа на его грузном лице обвисла, щеки впали, а похудевшее тело выглядело еще более неловким и неуклюжим. Он часто просыпался по ночам и порой до самого рассвета бесцельно бродил туда-сюда по комнате.
Именно с подобным приступом бессонницы и связано самое великое и потрясающее событие в его жизни.
Та июльская ночь выдалась адски жаркой. Воздух словно навевало из топки, и уснуть тяжело было даже тем, кто пребывал в беспечном настроении и полнейшем душевном равновесии. Через окно сияла полная луна, вырисовывая на полу белый квадрат света, и Хайрам, прохаживаясь по комнате взад и вперед, ступал прямо по нему: стоило ему перешагнуть четкую линию лунного света, и на доски ложилась тень его похудевшей фигуры.
Часы на кухне зажужжали и принялись отбивать двенадцатый час, и Хайрам остановился.
Уже растворился в тишине гул последнего удара, а он все так же неподвижно стоял, вслушиваясь с внезапно возросшим вниманием, ибо вместе со звуком часов до слуха его донеслись крадущиеся тяжелые шаги, медленно приближавшиеся по дорожке перед домом прямо под открытым окном. Через несколько секунд он услышал скрип проржавевших петель: загадочный гость вошел на мельницу. Хайрам подкрался к окну и выглянул. Луна ярко освещала запыленный фасад старой мельницы под черепичной крышей, не далее чем в тридцати шагах, и дверь ее оказалась распахнутой настежь. Некоторое время все было тихо, а затем продолжавший напряженно всматриваться Хайрам увидел, как в зияющей черноте открытой двери внезапно возникла отчетливая фигура человека. Хайрам ясно, словно днем, увидел его в лунном свете: то был Леви Уэст. Через плечо у него был перекинут пустой мешок для муки.
Леви огляделся по сторонам, а затем снял шляпу и утер лоб тыльной стороной ладони. Потом он неторопливо закрыл дверь за собой и тем же путем, каким и пришел, так же крадучись покинул мельницу. Хайрам смотрел на него, пока тот проходил рядом с домом почти прямо под окном. Он мог бы даже коснуться его рукой.
Метрах в пятидесяти от дома Леви остановился, и из тени изъеденной червями ограды выросла еще одна фигура и приблизилась к нему. Эти двое обменялись парой слов, причем Леви указал в сторону мельницы. Затем оба развернулись, перелезли через изгородь и двинулись по буйной высокой граве на юго-восток.
Хайрам выпрямился и глубоко вздохнул. Сейчас, в ярком свете луны, лицо его исказилось точно так же, как и семь месяцев назад, когда он стоял перед своим сводным братом на кухне. Со лба его градом катился пот, и он утерся рукавом. Затем — в чем был, без шляпы, без куртки, — выпрыгнул из окна на траву и без малейшего колебания двинулся по дорожке в том же самом направлении, в котором скрылся Леви Уэст.
