— Дружище Джеймс, — наконец произнес он, — я прекрасно понимаю, что хотя члены моей команды и добрые христиане, однако разделяют далеко не все мои взгляды. Бог создал людей разными, и не следует на это роптать. А посему я склонен думать, что если мы все же столкнемся нос к носу с помянутыми морскими разбойниками, то моего гласа, взывающего к миру, будет явно недостаточно, дабы удержать команду, которая вознамерится ответить на насилие насилием. Что до меня самого, то тебе известно, кто я такой и каких воззрений придерживаюсь.
Мэйнварингу не слишком понравился этот весьма пространный ответ, но он ничего не сказал и лишь задал следующий вопрос:
— А могу я поинтересоваться, что вы здесь делаете и с какой стати вам вообще понадобилось бросить якорь в столь мерзком и опасном месте?
— Я и не сомневался, что ты спросишь меня об этом, — ответил квакер, — и скажу тебе чистую правду. Эти кровожадные убийцы, в конце концов, всего лишь люди и потому нуждаются в пище. В данный момент у меня на борту двести пятьдесят баррелей муки, за которую здесь предложат гораздо большую цену, нежели где-нибудь еще в Вест-Индии. А чтобы быть честным до конца, я добавлю, что как раз заключал весьма и весьма выгодную сделку, когда весть о твоем приближении спугнула моего лучшего покупателя.
Мэйнваринг лишь молча курил. Сказанное квакером объясняло множество вещей, которые он прежде не понимал. Теперь ему стало ясно, почему капитан Купер и в мирное время зарабатывал на своей муке ничуть не меньше, чем в разгар войны и блокады. А еще лейтенант понял, почему тогда, в саду, Купер столь рьяно защищал капитана Скарфилда и пиратов. И все-таки, что же ему теперь делать? Элиейзер открыто признал, что ведет дела с пиратами. Разумеется, Мэйнваринг должен первым делом выполнить свой долг, однако при таком раскладе в чем он, этот самый долг, заключается? Является ли груз «Элизы Купер» контрабандой и подлежит ли он конфискации? Да, кстати, а кто был тот выгодный покупатель, которого спугнул его приход?
И не успел лейтенант облечь свой вопрос в слова, как его собеседник сам заговорил об этом:
— Не сомневаюсь, что сейчас ты спросишь меня, кто сей покупатель, о котором я только что упомянул. Не вижу смысла скрывать его имя от тебя. То был человек, известный как неуловимый капитан Джон Скарфилд.
Мэйнваринг мгновенно вскочил на ноги.
— Черт возьми! — вскричал он. — И как давно он ушел?
Квакер вновь тщательно набил трубку, к тому времени уже выгоревшую.
— Полагаю, — сказал он, — новость о твоем прибытии контрабандисты принесли около четырех или пяти часов назад. Негодяй тут же исчез. — Элиейзер поднес трубку к свече и начал пускать клубы дыма. — Я хочу, чтоб ты понял, Джеймс Мэйнваринг, — продолжил он, — я вовсе не считаю своим другом этого злобного и порочного человека. У нас с ним чисто деловые отношения: я продаю, он покупает. И я вовсе не собираюсь покрывать Скарфилда. Поэтому, чтобы доставить тебе удовольствие, даю слово чести: впредь, ежели мне доведется что-либо услышать об этом нечестивце, я тут же сообщу тебе. И, если хочешь знать мое мнение, ты почти наверняка получишь известия о нем уже сегодня. Но имей в виду: если подобное произойдет, тебе придется сражаться с ним, не рассчитывая на мою помощь, ибо я добрый квакер, а члены нашей общины, как всем известно, убежденные противники насилия. Так что не обессудь, дружище!
Мэйнварингу пришло на ум, что Купер не так прост, как кажется, и что в словах его содержался какой-то скрытый смысл. Сие наполнило его такими сомнениями, что по возвращении на борт «Янки» он поделился подозрениями, насколько счел уместным, со своим заместителем, лейтенантом Андервудом. С наступлением ночи Мэйнваринг удвоил караул и привел свое судно в полную боевую готовность на случай внезапного нападения или любой другой неожиданности: лейтенант чувствовал, что вскоре непременно что-то произойдет.
3
Ночь в тропиках наступает поразительно быстро. Только что земля еще озарялась ярким дневным светом, а буквально в следующий миг все вокруг уже поглощает бездна тьмы. Та ночь, в которую происходили описываемые события, не была ясной, ибо вот-вот уже должен был начаться сезон дождей, и потому непроглядность небес еще более сгущалась прохладными тропическими облаками. Темнота в ту ночь опустилась на землю даже быстрее обычного и была такой непроглядно черной, что хоть ножом режь. Изредка в просветах облаков появлялись мерцающие звезды, но густоту мрака это разбавляло мало. Стояла необычайная тишина.
Когда совершенно стемнело, Мэйнваринг приказал зажечь и развесить на вантах и штагах фонари, и ровную белизну чисто убранного небольшого военного корабля озарил тусклый желтый свет, то и дело вспыхивавший искрами на медных деталях корпуса. Тени стоявших на палубе пушек казались просто огромными.
Командира «Янки» неизвестно почему охватило какое-то странное и тревожное предчувствие. Некоторое время он беспокойно бродил туда-сюда по палубе, а затем, все так же пребывая во власти необъяснимой тревоги, зашел в свою каюту, дабы внести в бортовой журнал последние события дня. Мэйнваринг отстегнул саблю и положил ее на стол, прикурил от фонаря трубку и уже готов был снять китель, когда ему доложили, что прибыл капитан торговой шхуны и хочет поговорить с ним с глазу на глаз.
Мэйнваринг сразу же предположил, что у квакера есть новости о капитане Скарфилде, и немедленно испытал облегчение: намного лучше заняться делом, нежели терзаться безотчетной тревогой. Он отдал приказ не мешкая привести капитана Купера в командирскую каюту, и уже через несколько мгновений в тесном пространстве, озаряемом светом фонаря, возникла высокая и худая фигура квакерского шкипера.
От глаз командира «Янки» не укрылось, что его ночной гость странным образом возбужден. Торговец снял шляпу, и на лбу его обозначилась испарина. Он не ответил на приветствие Мэйнваринга — казалось, он его вовсе не слышал, — но прошел прямо к столу и склонился над ним, опершись рукой на открытый бортовой журнал, в который лейтенант только что вносил записи. Мэйнваринг пересел во главу стола и воззрился на шкипера.
— Джеймс Мэйнваринг, — несколько торжественно объявил тот, — я обещал сообщить тебе, если получу новости о капитане Скарфилде. Ты готов их выслушать?
Его странное, необъяснимое волнение поневоле начало передаваться и лейтенанту.
— Не понимаю, сэр, — вскричал он, — что вы подразумеваете под своим вопросом! Интересуют ли меня новости о капитане Скарфилде? Да, и еще как! В данный момент я желал бы услышать об этом мерзавце более всего на свете!
— Ах вот как? — с возрастающим волнением тоже вскричал гость. — Тебе не терпится повстречаться с ним? Что ж, очень хорошо, просто великолепно. Положим, я могу свести тебя с ним лицом к лицу — что тогда? А? Лицом к лицу, слышишь, Джеймс Мэйнваринг?
Лейтенант истолковал это в том смысле, что пират снова вернулся на остров и прямо сейчас находится где-то поблизости.
— Не понимаю вас, сэр, — воскликнул он, — вы хотите сказать, что знаете, где скрывается этот негодяй? Коли так, то не тратьте время попусту, ибо он вполне может вновь удрать.
