— И что ты скорее отравишь меня синильной кислотой, чем потерпишь, чтобы я отрекся от ваших предрассудков и лицемерил. В каком мире ханжества и фальши вы живете!
— Довольно! — сказал Фрэнк, тяжело подымаясь на ноги. — Идем, Нелл. Пусть делает по-своему и пусть мучается угрызениями совести за свою неблагодарность!
— Он не останется здесь и не будет позорить нас, — мстительно сказала Нелл, — уж об этом я позабочусь!
Прежде чем Крис успел ответить, дверь с треском захлопнулась за ними. Он сел, стараясь совладать с нервной дрожью. И нужно же было так глупо выйти из себя. Адреналин в крови, вот что. Возмутительно — быть во власти какой-то железы, когда стремишься ни больше ни меньше как властвовать над собой и своей судьбой!
«И вот еще одна попытка рационального объяснения кончилась всего лишь грубым скандалом, вовремя которого было сказано многое такое, чего говорить не следовало. Иметь дело с человеческими существами — предприятие безнадежное. Взывать к Разуму — утопия, фантазия. Вовсе не Разум управляет ими. Для большинства людей Разум — это их личная точка зрения. Попробуй рассуждать о чем бы то ни было с более высокой точки зрения, вдаваться в обобщения — это только приводит их в ярость. Они, как гориллы, панически боятся всего непонятного. Единственный способ общаться с человеческими существами — это умело льстить им, когда ты слабее, и приказывать им, когда ты сильнее их»…
«Почему бы тебе не примкнуть к остальным? Принять участие во всеобщем грабеже? Добывать себе пропитание из любой канавы? Почему бы тебе не жениться на Гвен и спокойно жить у нее на содержании, пользоваться ее деньгами? Чего тебе беспокоиться о какой-то честности по отношению к массам, которых ты никогда не увидишь, к судьбам человечества, о которых ты никогда ничего не узнаешь, к человеческому достоинству, в которое ты не веришь? Зачем обременять себя трудновыполнимыми обязательствами?..»
— Войдите! — сердито крикнул Крис в ответ на робкий стук в дверь. Это была Гвен; глаза у нее были заплаканы, а рот подергивался от досады и огорчения.
— Крис!
Они смотрели друг на друга, и каждый старался угадать скрытые мысли и чувства другого.
— Вам угодно…
— О Крис! Зачем вы поссорились с ними?
— Я бы сказал, что это они поссорились со мной, — угрюмо сказал Крис.
— Но зачем, зачем вы рассказали им о наших отношениях?
— Я не рассказывал. Это сделала милейшая Жюли.
— О! — Пафос в голосе Гвен сменился негодованием. — После всего, что я для нее сделала… Но почему же вы не опровергли их слов?
— Бесполезно. Им хотелось верить, и они не поверили бы моим опровержениям, даже если бы это была правда, в особенности если бы это была правда.
— Вы должны были защищать меня!
— На вас никто не нападал.
— Но они страшно злы на меня, и они расскажут всем, и я…
— Нет, нет, они этого не сделают, — успокоил Крис. — Преступник я, а не вы.
— Не понимаю…
— У них был маленький план, своего рода пятидесятилетка, — сказал Крис, пристально глядя на нее. — Нас с вами свели с определенной целью. Предполагалось, что мы с вами ляжем в постель. Мы это и исполнили, как послушные дети. Затем под несколько устарелым предлогом, что вы скомпрометированы — восхитительное словечко! — я должен был освятить наши отношения браком и поступить к вам на содержание до конца нашей совместной жизни. Мое преступление в том, что я отказываюсь принять участие в этом элегантном шантаже.
— О!
Гвен отвела глаза, не в силах выдержать пристальный взгляд Криса, и стояла, нервно теребя свой платок.
«Она была в заговоре! — подумал Крис. — Она знала все это. И все же мне ее жаль. Представляю себе, какое это для нее унижение».
— Мне очень жаль, — грустно сказала Гвен, точно угадав его мысль.
Ее покорность и то, что она приняла его отказ без эгоистической обиды и выражения оскорбленного тщеславия, глубоко тронули Криса. Повинуясь невольному порыву, он взял ее за руку.
— Жалеть тут не о чем, — сказал он. — Зачем жалеть о том, что давало нам радость? Вы дали мне нечто непреходящее — живое переживание вместо теорий. И, однако, все, что я говорил вам тогда, у нас дома, — все это правда: в отношении меня. Но в любви принимают участие двое. Предполагая, что это правда и в отношении вас, я причинил вам зло.
— Нет, нет! — великодушно запротестовала Гвен. — Зло исходило не от вас. Вы держались вполне откровенно и прямо, вы меня предупредили. Но я думала — меня заставили думать, — что вы говорите так для красного словца. Я не понимала, что вы искренни. Это звучало слишком хладнокровно для такого молодого человека, как вы.
— Хладнокровно! — Крис почувствовал себя задетым. — Дорогая моя девочка. Что может быть хладнокровнее, чем эта гнусная матримониальная сделка, в которую нас собирались вовлечь? Особенно когда все это так лицемерно прикрывалось идеалами и сантиментами, недомыслием и невежеством? Разве у меня не было достаточно жару в крови, когда я был с вами?
Гвен промолчала, ожидая, что он сделает следующий шаг. Он выпустил ее руку и начал расхаживать взад и вперед по комнате.
— Нас обоих поставили в ложное положение, — сказал он. — Это всегда случается, когда пытаешься что-нибудь изменить. Я отлично понимаю родителей, но они неспособны понять меня. Знаете, Гвен, они вовсе не такие пуритане, какими они себя выставляют. Если бы они не разорились, если бы у вас не было денег, если бы они не решили, что это великолепный способ обеспечить мое будущее, они не придали бы нашей связи никакого значения.
— О, вы так думаете?
— Я в этом уверен! Деньги — вот микроб, который вызвал у них этот внезапный приступ нетерпимости в сексуальных вопросах. Но черт возьми! Этим они испортили для нас все. Как только в такие личные, интимные вещи вмешиваются посторонние, все идет прахом, потому что посторонние вносят в них унизительную фальшь. Это всегда можно сделать. Представьте себе Антония и Клеопатру в бракоразводном процессе! Все, к чему прикасаются посторонние, становится таким гнусным…
Гвен не слушала. Она прервала Криса.
— Ваша мать только что сказала мне, что они не позволят вам…
— Знаю.
— Что же вы будете делать?
— Постараюсь сказать вам «спасибо за все», попрошу разрешения поцеловать вас, остаться вашим другом и уеду.
— Куда?
— Я снял комнату в Сохо.
— Но, Крис, на что вы будете жить?
— Да, ну хорошо, я вам скажу. Дело вот в чем… только никому не рассказывайте: у меня будет работа.
— Какая работа?
— Да так, маленькая работа.
— И вы будете получать жалованье?
— Мизерное, но мне хватит.
