Вот почему, когда Арчи, поздоровавшись с ним, опустился в соседнее кресло, а затем извлек из внутреннего кармана фотографию на редкость хорошенькой девушки и попросил устроить ей рольку в финансируемой им пьесе, Реджи был шокирован и разочарован. В этот день он пребывал в особенно сентиментальном настроении, и в тот момент, когда Арчи возник перед ним, тихо грезил о нежных руках, ласково обвивающих его воротник, о топотке маленьких ножек и всем прочем в том же духе. Он посмотрел на Арчи с глубоким упреком.
— Арчи! — Его голос дрожал из-за внезапно нахлынувших чувств. — Стоит ли оно того? Стоит ли оно того, старина? Подумай о бедной женушке, ждущей дома!
Арчи был полностью сбит с толку.
— Э, старый волчок? Какой еще бедной женушке?
— Подумай о ее вере в тебя, о доверии…
— Я что-то не совсем усекаю, старый стручок!
— Что сказала бы Люсиль, если бы она знала?
— Так она знает. Со всеми подробностями.
— Великий Боже! — вскричал Реджи. Он был потрясен до самого основания своего существа. Одно из его кредо основывалось на убеждении, что союз Арчи и Люсиль был абсолютно иным, чем браки, сшитые на живую нитку по нынешнему обычаю. Подобного тоскливого ощущения, что опоры Вселенной растрескались и расшатались и жизнь полностью лишена света и радости, он не испытывал с того достопамятного утра полтора года назад, когда небрежный камердинер отправил его на Пятую авеню без гетры на левом штиблете.
— Это Люсиль придумала, — объяснил Арчи и чуть было не упомянул о заинтересованности своего шурина в этом деле, но вовремя спохватился, вспомнив, как Билл не пожелал доверить свою тайну именно Реджи. — Дело обстоит так, старичок. Я с этой особой женского пола вообще не знаком, но она подруга Люсиль (свою совесть Арчи утешил мыслью, что она пусть сейчас и не подруга, должна стать ею в ближайшем будущем). И Люсиль хочет ей посодействовать. Она выступала на сцене в Англии, знаешь ли, содержа старую милую мамочку и давая образование маленькому братику, и вся прочая вредная чушь, знаешь ли. И вот теперь она приезжает в Америку, и Люсиль хочет, чтобы ты сплотился вокруг и запихнул ее в свой спектакль, и вообще поддерживал огонь в домашнем очаге, и так далее. Ну, так как же?
Реджи просиял от облегчения. Он ощущал то же, что ощутил в предыдущем случае, когда, откуда ни возьмись, подкатило такси, дав ему возможность укрыть обезгетренную ногу от посторонних взоров.
— А, понял! — сказал он. — Буду рад, старик. Очень рад.
— Сгодится самая маленькая роль. В твоей доле культурного развлечения, возможно, найдется горничная, которая шлендает там и сям, говоря «Слушаю, сударыня» и все такое прочее? Ну, так это самое оно. Чудненько. Я знал, что могу положиться на тебя, стариканчик. И позабочусь, чтобы Люсиль отправила ее по твоему адресу. Думается, она прирысит где-нибудь на днях. Ну, мне пора. Наше вам!
— С кисточкой, — сказал лаконичный Реджи.
Примерно неделю спустя Люсиль вошла в номер отеля «Космополис», служивший ей домашним очагом, и увидела, что Арчи отдыхает от дневных трудов на кушетке, покуривая освежающую сигарету. Арчи показалось, что настроение у его жены далеко не такое солнечное, как обычно. Он поцеловал ее, избавил от солнечного зонтика и безуспешно пытался побалансировать им на своем подбородке. Подобрав зонтик с пола и положив на стол, он увидел, что Люсиль смотрит на него с тихим отчаянием. Ее серые глаза потемнели.
— Эй, старушка, — сказал Арчи, — что приключилось?
Люсиль тоскливо вздохнула:
— Арчи, милый, ты знаешь какие-нибудь по-настоящему ругательные слова?
— Ну, — сказал Арчи, задумываясь, — дай припомнить. Во Франции я подхватил кое-какие достаточно смачные и доходчивые выражения. На протяжении всей моей военной карьеры было во мне что-то… какой-то неуловимый магнетизм, знаешь ли, и все такое прочее, что пробуждало в полковниках и типусах того же порядка немалую изобретательность. Я как бы вдохновлял их. Помню, один типус в больших чинах обращался ко мне целых десять минут и ни разу не повторился — что ни слово, то новинка. И даже тогда он, казалось, считал, что коснулся только самого краешка темы. Если на то пошло, то он сказал прямо, без обиняков и доверительно, что одними только словами воздать мне должное невозможно. Но зачем тебе?
— Затем, что я хочу облегчить свои чувства.
— Что-нибудь не так?
— Все не так. Я только что пила чай с Биллом и его Мейбл.
— О, а! — с интересом сказал Арчи. — И каков вердикт?
— Виновна! — сказала Люсиль. — И приговор, если бы он зависел от меня, был бы бессрочная высылка. — Она раздраженно стянула перчатки. — Какие все мужчины идиоты! Не ты, золото мое. Мне кажется, ты единственный не идиот среди всех мужчин на свете. И ты женился на симпатичной девушке, верно? Ты не кружил вокруг чучел с малиновыми волосами, не пялился на них так, что у тебя глаза лезли из орбит, как у бульдога, облизывающегося на косточку.
— Ну послушай! Неужели старина Билл выглядит таким бульдогом?
— Хуже!
Арчи коснулся некоторой неувязки.
— Минуточку, старушенция! Ты упомянула малиновые волосы. Но ведь старина Билл — в чрезвычайно милом монологе, который он произносил всякий раз, чуть мне стоило зазеваться и он успевал меня поймать, имел обыкновение воспевать ее волосы как каштановые.
— Теперь они не каштановые, а ярко-багряные. Боже мой, уж я-то знаю! Я смотрела на них весь день. Они меня ослепили. Если мне придется снова с ней встретиться, я прежде побываю у окулиста и запасусь темными очками, какие носят в Палм-Биче. — Некоторое время Люсиль молчала, вновь переживая эту трагедию. — Конечно, я не хочу сказать о ней ничего дурного.
— Да-да, конечно, нет!
— Но из всех жутких второсортных девиц, каких я когда-либо видела, она самая жуткая. У нее пунцовые волосы и поддельный оксфордский выговор. Она до того омерзительно утонченна, что слушать ее просто адская мука. Она хитрая, отвратная, склизкая, накрашенная, насквозь фальшивая вампирша! Она пошлячка! Она мерзавка! Она подлая интриганка!
— Ты совершенно права, что не говоришь о ней ничего дурного, — сказал Арчи одобрительно. — Создается впечатление, — продолжал он, — что доброго старого родителя подстерегает еще один удар. Его жизнь полна тяжких испытаний!
— Если Билл осмелится предъявить эту девицу папе, он рискует головой…
— Но ведь в этом же заключался замысел… план… хитрый ход, ведь так? Или ты полагаешь, есть шанс, что Билл может поугаснуть?
— Поугаснуть! Видел бы ты, как он на нее смотрел. Будто малыш, который расплющил нос о витрину кондитерской.
— Да, немножечко многовато.
Люсиль брыкнула ножку стола.
— Только подумать, — сказала она, — что в детстве я смотрела на Билла снизу вверх, как на кладезь мудрости. Я обхватывала его колени, любовалась его лицом и удивлялась тому, что кто-то может быть таким великолепным. — Она снова брыкнула ни в чем не повинный стол. — Имей я способность провидеть будущее, — с чувством добавила она, — я бы укусила его за лодыжку.
