Фатима-шиитка
[29]
— так называл ее наш шиллах. Но Ламис была абсолютно уверена, что на самом деле ни одну из ее подруг не заботит, какой веры придерживается Фатима, — будь она шиитка, суннитка, последовательница мистического суфизма, христианка или иудейка; девушек волновало лишь то, что незнакомка, вторгнувшаяся в их тесный суншитский кружок, отличается от них. Для них дружба была чем-то большим, нежели просто общением, — глубинными узами, пробуждающими разнообразные чувства, социальным событием наподобие помолвки или свадьбы. Ламис вспомнила подругу детских лет, Фадвуаль-Хасуди. Ламис редко тянуло к девочкам вроде Фадвы, она предпочитала водиться с более энергичными и бойкими, вроде нее самой. Но однажды утром Фадва озадачила ее вопросом: — Ламис, хочешь быть моей лучшей подругой?
По своей внезапности это напоминало предложение руки и сердца где-нибудь на Западе. И Ламис столь же быстро согласилась. Она даже не могла себе представить, что Фадва окажется неимоверно ревнивой.
Ламис дружила с ней несколько лет, а затем познакомилась с Мишель. Поначалу она всего лишь сочувствовала новенькой, которая никого здесь не знает, но затем девочки сблизились. Фадва проявила свой злобный характер и начала мстить, разнося сплетни по всей школе. Слухи быстро достигали ушей Ламис: «Фадва сказала, ты разговариваешь с мальчиками. Фадва сказала, ты обманываешь сестру, потому что Тамадур умнее тебя». Ламис сердило двуличие подруги, которая при встречах громко заявляла о своей невиновности. Ламис ничего не могла поделать, разве что выказывать ей свою холодность, — и так до тех пор, пока они не окончили школу и не разошлись окончательно.
Фатима была совершенно другой. Девушек равно влекло друг к другу. Ламис восхищалась силой и живостью Фатимы, а той нравились смелость и ум сокурсницы. Прошло совсем немного времени, прежде чем, к обоюдному удивлению, они стали самыми близкими подругами.
Однажды, набравшись смелости, Ламис деликатно расспросила Фатиму о некоторых вопросах, которые неизбежно ставили ее в тупик, когда речь заходила о шиизме. Как-то во время Рамадана Ламис оставила свои припасы для футура
[30]
дома у Фатимы, чтобы поесть вместе с подругой после захода солнца. Она с улыбкой вспомнила, что некогда боялась брать еду, предлагаемую ей сокурсницами — шиитками. Гамра и Садим неизменно советовали ей отказываться от подобного угощения; они утверждали, что шииты плюют в пищу, если знают, что ее будет есть суннит, а некоторые даже подкладывают яд, потому что того, кто убьет суннита, ждет благословение. Поэтому Ламис вежливо принимала конфеты и жвачку, которыми делились с ней шиитки, а затем, отойдя в сторону, выбрасывала в мусорное ведро. Она не доверяла ни одной шиитке, пока не встретила Фатиму.
И теперь Ламис поставила перед подругой маленькое блюдце с финиками, чтобы начать вечернюю трапезу. Но когда раздался вечерний призыв к молитве, обозначающий конец поста, она заметила, что Фатима вопреки ожиданиям не принялась за финики. Она так увлеклась приготовлением вимто
[31]
и салата, что приступила к еде по крайней мере двадцать минут спустя. Фатима увидела, что Ламис удивлена (сунниты приступают к трапезе, как только их ушей достигнет призыв имама). Девушка объяснила подруге: шиитский обычай требует подождать немного, дабы наверняка убедиться в том, что настала ночь.
Любопытство Ламис еще возросло. Она немедленно принялась расспрашивать Фатиму об украшениях, развешанных на стенах квартиры. Изящный арабский шрифт намекал на то, что они имеют религиозное значение. Фатима сказала, что эти вещи используются для некоторых ритуалов, которые проходят во время арабского месяца шабан, накануне Рамадана.
Потом Ламис спросила о фотографиях, которые видела в свадебном альбоме старшей сестры Фатимы. Рассматривая их впервые, она подумала, что они довольно странные, но не решилась спросить. На одном из снимков жених и невеста окунали босые ноги в огромную серебряную лохань, но которой было усыпано монетами. Фатима объяснила, что это свадебная традиция, — примерно то же самое, что рисунки хной на руках невесты или замысловатая церемония с покрывалом. Молодая пара омывает ноги водой, которая освящена чтением Корана и определенных молитв, монеты — это милостыня, которую раздают, призывая благословение на брак.
Фатима отвечала на вопросы подруги просто и открыло, улыбаясь удивлению, отражавшемуся на лице Ламис. Когда разговор зашел слишком далеко, обе ощутили неловкость. Каждая из них могла в любой момент ненароком оскорбить религиозное чувство другой. Поэтому девушки перестали говорить об этом и поспешно перешли в гостиную, чтобы посмотреть телевизор. По крайней мере, есть хоть что-то общее у суннитов и шиитов в Саудовской Аравии! Тамадур первой восстала против дружбы сестры с «отступницей». Она недвусмысленно дала понять, что весь колледж смеется над ними.
— Ламис, об этой девушке рассказывают ужасные вещи! Она живет здесь одна! Ее родители в Аль-Катифе
[32]
, поэтому она может делать все, что вздумается! Она ходит куда захочет, возвращается домой в любое время и принимает гостей без разбору.
— Это ложь. Я была у нее и знаю, какая там надежная охрана. Они не впускают посторонних, и Фатима не выходит из дома одна, ни под каким видом. Когда она хочет где-нибудь побывать, к ней специально приезжает брат.
— Ламис, правда это или нет, — какое нам дело? Если сегодня болтают о ней, завтра начнут болтать о тебе. Люди скажут, что ты такая же дурная, как и она! Да что с тобой? Сначала эта ненормальная Фадва, потом принцесса Сара, а теперь шиитка Фатима? Мало того, твоя лучшая подруга — американка, которую вообще не заботит, что скажут люди!
Ламис нахмурилась, когда сестра упомянула Сару — девочку из королевской семьи, которая поступила в их школу в последнем классе. Ламис искренне обожала принцессу. Сара очаровала ее скромностью и высокими моральными принципами — очаровала еще и потому, что до сих пор Ламис рисовала себе принцесс высокомерными и дерзкими. Ей было все равно, что говорят другие о ее дружбе с Сарой. Одноклассницы смеялись над тем, что Ламис каждое утро будит подругу в школу. Но для этого имелись все основания: Сара боялась, что в огромном дворце, населенном большим количеством людей, слуги просто забудут разбудить ее вовремя. И Ламис действительно иногда выполняла за нее домашнее задание — она начала это делать, когда поняла, что Сара слишком занята своими общественными обязанностями, официальными приемами и торжественными мероприятиями В дни, предшествующие ежемесячным экзаменам, Ламис приглашала подругу в свое скромное жилище, Чтобы принцесса, которой недоставало покоя во дворце, могла сосредоточиться на учебе. А что касается злых сплетен, которые ходили по школе и которые Тамадур охотно пересказывала сестре — Ламис, мол, стала служанкой принцессы, — то они не возымели никакого эффекта. Напротив, слухи еще сильнее сблизили девочек: Ламис делала все возможное, чтобы доказать Саре свою преданность.
