Что Садим могла сказать подруге? Как ободрить и развлечь ее? В конце концов, нет ничего хуже, чем человек, который делает вид, что сочувствует, тогда как глаза у него сияют от радости. Если бы только можно было притвориться грустной, думала Садим. Но как изобразить грусть, когда у нее есть Фирас?
Да, Фирас — Бог услышал ее молитвы. Сколько раз после расставания с Валидом девушка молилась о возвращении жениха! Но постепенно жар утих, и теперь Садим просила не вернуть ей Валида, а сохранить Фираса. Он был необыкновенным, чудесным, удивительным, божественным существом, и Садим понимала, что денно и нощно должна благодарить за это Бога.
Чего ему недоставало? Наверняка у Фираса имелись свои минусы — смертный не может быть настолько идеальным, поскольку идеален только Бог. Но Садим никак не могла понять, каковы эти недостатки.
Доктор Фирас аль-Шаргави был дипломатом и политиком, всеми уважаемым и с хорошими связями. Преуспевающий, изобретательный, сильный духом, он имел репутацию настоящего мужчины. Вскоре после возвращения из Лондона слухи о нем распространились широко. Имя Фираса как одного из советников королевского кабинета министров — дивана — часто появлялось на страницах прессы. Садим неизменно покупала по два экземпляра газет, в которых печатали новое интервью или статью, — один для себя, другой для Фираса, поскольку тот был слишком занят, чтобы отслеживать освещение событий журналистами. Судя по тому, что узнала Садим, его родители не особенно увлекались чтением газетных статей. Отец Фираса был очень стар и сильно страдал от различных недомоганий, а мать-домохозяйка вообще разбирала буквы с трудом. Что касается сестер, меньше всего они интересовались политикой.
Подобные обстоятельства делали Фираса еще выше в глазах Садим, Человек, который вознесся исключительно собственными силами и создал многое из ничего. Экстраординарная личность, которая в один прекрасный день достигнет самых высоких вершин. Садим читала Фирасу все, Что писали о нем в газетах. Втайне она собирала вырезки и фотографии. У нее был план: подарить ему этот импровизированный альбом в день свадьбы.
Думать о свадьбе отнюдь не казалось девушке неразумным. Даже ее подруги не считали, что она опережает события. Брак казался неизбежным результатом. Намерения Фираса были абсолютно ясны. Пусть Даже он не произносил еще слова «свадьба», но мысли о женитьбе кружили в его голове со дня умры
[36]
.
Из Мекки он позвонил Садим и спросил, помолиться ли за нее. «Попроси Бога: даровать мне то, что в сердце моем», — казала она. И, помолчав, добавила: «Ты знаешь, о чем я».
Позже Фирас сказал, что это скромное признание повергло его в полнейший восторг. Подобного чувства он иногда прежде не испытывал. Смелость девушки придала ему сил. С того самого дня он постоянно пребывал в мечтах, все ближе и ближе подходя к тому, чтобы навсегда соединиться с Садим. Сдержанный и хладнокровный мужчина, тысячу раз продумывавший каждое свое действие, Фирас не привык поддаваться чувствам. Он начал выказывать заботу о Садим и интересоваться всеми подробностями ее жизни. Он поклялся, что она — единственная женщина, которая, не прибегая к уловкам, заставляет его менять планы, засиживаться допоздна, пренебрегать делами, откладывать важные встречи — что угодно, лишь бы поговорить с ней подольше по телефону!
Немного странной в Фирасе казалась его искренняя религиозность, невзирая на десять лет, проведенных за границей. Западное влияние как будто совершенно на нем не отразилось. Он отнюдь не стремился критиковать образ жизни на родине — в отличие от многих молодых людей, которые, прожив несколько лет за границей, начинают презирать все, что видят дома, вне зависимости оттого, насколько преданы они были раньше своим традициям и обычаям. Но попытки Фираса направить Садим на путь благочестия не раздражали ее. Наоборот. Она с готовностью принимала его идеи, заражалась ими и старалась стать лучше — в частности, потому, что Фирас не делал из мухи слона. Предложение отложить вечерний разговор по телефону, потому что настало время молитвы; легкий невинный намек по поводу хиджаба и абайи (как тогда, в самолете); искреннее замечание о том, сколь несносны молодые люди, которые преследуют девушек в магазинах (подразумевалось, что покрывало на лице защищает девушку от подобных посягательств). Такова была его тактика, и со временем Садим поняла, что стремится к совершенству, чтобы стать достойной Фираса куда более совершенного, нежели она.
Фирас никогда не внушал ей, что она должна удерживать его. Именно он прилагал все усилия к тому, чтобы не терять связи с Садим. Фирас не уезжал, не сказав ей, куда направляется и когда вернется; он всегда оставлял девушке адрес и телефон и просил прощения за то, что звонит так часто, желая узнать, как дела. Для них, как и для большинства влюбленных в королевстве, телефон оставался единственным способом выражения чувств. Телефонные провода в Саудовской Аравии, должно быть, толще и крепче, чем в других странах, поскольку им приходится выдерживать огромную тяжесть — признания шепотом, вздохи, стенания и поцелуи; юноши и девушки не могут воплотить их жизнь — и не хотят, повинуясь вере, которую многие из них по-настоящему уважают.
Лишь одно нарушало спокойствие Садим, а именно — отношения, которые были у нее с Валидом.
При первом их задушевном разговоре Фирас спросил Садим о ее прошлом, и девушка немедленно рассказала о своем единственном промахе и о несправедливости, которую она скрывает от людей. Кажется, это объяснение удовлетворило мужчину; он как будто сочувствовал ей. Садим. Удивило то, что Фирас попросил больше никогда об этом не говорить. Неужели рассказ о прошлом так его расстроил? Садим мечтала, чтобы он перелистал страницы ее души своими руками и убедился, что в этой книге нет никого, кроме него. Она хотела поделиться с любимым всеми своими тайнами, включая историю с Валидом, но он оставался тверд и непреклонен. Таким он был во всем.
— А как насчет тебя, Фирас? Что скрываешь ты?
Девушка спросила не потому, что надеялась обнаружить его сердце рану, которая уравняла бы Фираса с ней. Садим любила его слишком сильно для того, чтобы задумываться о прошлом, настоящем или будущем, — она заранее знала, что из них двоих всегда будет наименее близка к совершенству. Этот вопрос был простой и, возможно, наивной попыткой убедиться, что Фирасу не чуждо ничто человеческое.
— Не спрашивай больше об этом, если любишь меня.
«Забудь, — приказала себе Садим. — Кого волнует его прошлое? Он принадлежит мне. И к черту всякое любопытство!»
ПИСЬМО 25
Кому: seerehwenfadha7et@yahoogroups.com
От кого: «seerehwenfadha7et»
Дата: 30 июля 2004 г.
Тема: Это мальчик!
Отлично! Значит, я призываю к греху и беспутному поведению? Я проповедую моральное разложение в надежде увидеть, как блуд и прочие мерзости проникают в наше идеальное общество? Я ставлю себе целью извращать чистые, благородные и целомудренные чувства, сбивая читателей с пути истинного?! Я?!
