Книга Взгляни на дом свой, ангел, страница 101. Автор книги Томас Вулф

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Взгляни на дом свой, ангел»

Cтраница 101

Война началась в разгар летнего сезона. «Диксиленд» был полон. В то время его самым близким другом была резкая старая дева с расстроенными нервами, которая уже тридцать лет преподавала английский язык в одной из нью-йоркских школ. День за днем, после убийства эрцгерцога, они следили за тем, как в мире все выше вздымаются волны крови и опустошения. Тонкие красные ноздри мисс Крейн трепетали от негодования. Ее старые серые глаза переполнял гнев. Подумать только! Подумать только!

Ибо из всех англичан самую высокую и вдохновенную любовь к Альбиону питают американские дамы, преподающие его благородный язык.

Юджин так же был верен. В присутствии мисс Крейн он сохранял на лице выражение печали и сожаления, но его сердце выбивало военный марш на ребрах. В воздухе звучали волынки и флейты; он слышал призрачный рокот больших пушек.

— Мы должны быть беспристрастны! — говорила Маргарет Леонард. — Мы должны быть беспристрастны! — Но ее глаза потемнели, когда она прочла известие о вступлении Англии в войну, и горло у нее задергалось, как у птицы. Когда она подняла глаза от газеты, они были влажны.

— О господи! — сказала она. — Теперь пойдут дела!

— Малыш Бобс! — взревела Шеба.

— Да благословит его бог! А ты заметила, где он намерен занять позиции?

Джон Дорси Леонард отложил газету и перегнулся от визгливого всхлипывающего смеха.

— Господи боже ты мой! — задыхался он. — Пусть-ка эти разбойники только сунутся!

Они сунулись.

Все это идущее на убыль лето Юджин метался между школой и «Диксилендом», не в силах в упоении неминуемой славы укротить свои гарцующие ноги. Он жадно поглощал мельчайшие новости и летел поделиться ими с Леонардами или с мисс Крейн. Он читал все газеты, которые ему удавалось раздобыть, и ликовал, потому что немцы терпели поражение за поражением и отступали повсюду. Ибо из этого хаоса газетных сообщений он извлек твердую уверенность в том, что гуннам приходится плохо. В тысячах мест они с визгом бежали от английской стали под Монсом, молили французов о пощаде на Марне, отступали здесь, отходили там, панически улепетывали еще где-то. Потом в одно прекрасное утро, когда им полагалось быть у Кельна, они оказались под стенами Парижа. Они бежали не в ту сторону. Мир потемнел. Он тщетно пытался понять. И не мог. Избрав неслыханную стратегию непрерывных отступлений, немецкая армия подошла к Парижу. Это было что-то новое в искусстве ведения войны. Собственно говоря, только через несколько лет Юджин наконец полностью осознал, что и в немецких армиях, по-видимому, все же кто-то иногда сражался.

Джон Дорси Леонард хранил спокойствие.

— Погоди! — говорил он убежденно. — Погоди, сынок! Старик Жоффр знает, что делает. Он этого и ждал. Теперь он заманил их туда, куда было надо.

Юджин только удивлялся, по каким тонким соображениям французскому генералу могло понадобиться, чтобы немецкая армия подошла к Парижу.

Маргарет подняла от газеты тревожные глаза.

— Положение, по-видимому, очень серьезно, — сказала она. — Да-да! — Она на мгновение умолкла, волна страстного гнева захлестнула ей горло.

Потом она добавила тихим дрожащим голосом:

— Если Англия погибнет, мы все погибнем.

— Да благословит ее бог! — возопила Шеба.

— Да благословит ее бог, Джин, — продолжала она, похлопав его по колену. — Когда я сошла тогда на ее милую старую землю, я не могла сдержаться. Мне было все равно, что обо мне подумают. Я встала на колени прямо в пыли и притворилась, будто завязываю шнурок, но, знаешь ли… — Ее мутные глаза блеснули сквозь слезы. — Я никак не могла с собой совладать. Да благословит ее бог! Знаешь, что я сделала? Я наклонилась и поцеловала землю! — Крупные клейкие слезы катились по ее красным щекам. Она громко всхлипывала, но продолжала: — Я сказала: это земля Шекспира, и Милтона, и Джона Китса, и, клянусь богом, главное, что это и моя земля! Да благословит ее бог! Да благословит ее бог!

Слезы тихо струились из глаз Маргарет Леонард. Ее лицо было влажно. Говорить она была не в силах. Все были глубоко растроганы.

— Она не погибнет! — сказал Джон Дорси Леонард. — Тут и мы скажем свое слово! Она не погибнет! Вот погодите!

В воображении Юджина пылал неизменный образ двух великих рук, слившихся над океаном в нерушимом пожатии, цвели зеленые поля и развертывал спирали сказочный Лондон, могучий, волшебный, древний, — романтический лабиринт старинных многолюдных улочек, высокие, почти смыкающиеся над головой дома, лукулловские яства и напитки и безумные властные глаза гения, горящие в толпе чудаковатых оригиналов.

Вместе с войной появилась и литература колдовского очарования войны. Маргарет Леонард давала ему такие книги одну за другой. Это были книги о молодых людях — о молодых людях, которые сражались за то, чтобы своею кровью омыть мир от зла. Своим вибрирующим голосом она читала ему сонет Руперта Брука — «Когда паду, то думай обо мне лишь так», а вложив в его руку экземпляр «Студента под ружьем» Дональда Хэнки, она сказала:

— Прочти это, мальчик. Ты будешь потрясен. На этих юношей снизошло озарение.

Он прочел это. И многое другое. На него снизошло озарение. Он стал членом этого рыцарского легиона — юный Галахед-Юджин, копье праведности. Он отправился граалить. Он десятками писал мемуары, в которые скромно, с юмором, с английской сдержанностью высшей закалки вкладывал все, что переполняло его чистое сердце истинного крестоносца. Иногда он доживал до блаженных дней мира, лишившись либо руки, либо ноги, либо глаза, — укороченный, но облагороженный; иногда его последние светозарные слова бывали записаны накануне атаки, в которой он погибал. Затуманившимися глазами читал он эпилог своей жизни и упивался своей посмертной славой, особенно когда доходил до своих последних слов, записанных и объясненных его издателем. Потом — свидетель собственной мужественной кончины — уронил три жаркие слезы на свое юное сраженное в цвете лет тело. Dulce et decorum est pro patria mori. [22]

Бен, хмурясь, косолапо шел по улице мимо аптеки Вуда. Поравнявшись с кучкой бездельников у кафельного входа, он посмотрел на них с внезапным испепеляющим презрением. Потом засмеялся негромко и яростно.

— Бог мой! — сказал он.

На углу он, хмурясь, подождал миссис Перт, которая вышла из почтамта. Она переходила улицу медленными зигзагами.

Договорившись встретиться с ней позже в аптеке, он перешел улицу и свернул за угол почтамта на Федерал-стрит. Он вошел во второй подъезд «Дома терапевтов и хирургов» и стал подниматься по темным скрипучим ступенькам. Где-то с размеренной удручающей монотонностью в темную влажную раковину капала вода. В дверях широкого коридора второго этажа он остановился, стараясь усмирить нервное биение сердца. Затем пошел по коридору и на полдороге свернул в приемную доктора Дж. Г. Коукера. Она была пуста. Сдвинув брови, он понюхал воздух. Все здание пронизывал чистый нервирующий запах антисептических средств. Журналы — «Лайф» и «Джадж», «Литерари дайджест», «Америкен», — разбросанные на черном квадратном столе, рассказывали безмолвную повесть о сотнях бесцельно и расстроенно листавших их рук. Открылась внутренняя дверь, из нее вышла мисс Рэй, помощница доктора. Она была в шляпе. Она уже собиралась уходить.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация