Наконец, как-то утром терпение его было вознаграждено: явившись к дежурному сержанту, он узнал, что ротный командир сможет его принять в девять ноль-ноль.
Сперва его охватило торжество, но, ожидая в полевой форме у ротной канцелярии, он понял, что совершенно не в силах собраться с мыслями. Беседа, которой он так долго ждал, за все эти дни успела стать словно бы абстрактной, превратившись не более чем в самоцель. Собственно изложение его дела до сих пор представлялось ему самым легким: он знал на память — или так он думал — что точно должен сказать, когда придет время. Однако сейчас, в критический момент, он вдруг столкнулся с той же самой проблемой, что и при попытках написать дяде: как он ни старался отрепетировать спокойно и собранно то, что хотел сказать, слова отказывались подстраиваться под его основной замысел. Стоя в коридоре и дожидаясь от старшины вызова, он понял, что сочиняет какую-то редкостную белиберду, изложение которой лишь поставит на его «деле» жирный крест и к тому же, возможно, повлечет обвинение в дерзости по отношению к командиру.
В конце концов старшина сделал ему знак пройти в кабинет. Он вошел строевым шагом и встал навытяжку перед длинным столом, за которым сидел ротный командир. В камине ярко горел огонь, на столе стояла широкая ваза с ранними примулами — помещение было комфортнее и «цивилизованнее» любого из тех, в которых Рейнарду довелось побывать со времени своего зачисления.
Сам офицер оказался невысоким молодым мужчиной плотного телосложения, с усиками и темными волосами, разделенными прямым пробором. Рейнарда поразило что-то смутно знакомое в его внешности. Офицер поднял на Рейнарда глаза и располагающе улыбнулся.
— Ну что, Лэнгриш, чем я могу помочь?
Встретившись с ним взглядом, Рейнард вдруг вспомнил, где они виделись раньше: командир был не кем иным, как молодым мужчиной, с которым Рой познакомил его в ларчестерском пабе, в тот вечер боксерского матча!
— Все в порядке, старшина, ждать не надо, — сказал офицер, и старшина вышел. — Ну, — снова обернулся он к Рейнарду, — в чем проблема?
Рейнард испытал огромное облегчение; офицер его просто-напросто не узнал, а сам он, по правилам армейского этикета, не мог претендовать на знакомство, бывшее столь шапочным; и все же он чувствовал, что перед ним сравнительно культурный человек, который разумно выслушает его заявление и, безусловно, сможет объяснить из ряда вон выходящие события последних дней. Рейнард энергично отдал честь: он внезапно ощутил уверенность в себе, ум его прояснился, а из сознания исчезли последние признаки невроза и истерии. Несмотря ни на что, он сможет изложить свое «дело» хладнокровно и логично, как хотел это сделать в письмах дяде.
— Понимаете, сэр, — начал Рейнард, уставившись на прямой пробор посередине офицерской головы, — я хотел бы знать — по крайней мере, вы мне, может быть, сможете сказать — то есть почему конкретно… — Он заколебался, проклиная себя за внезапную неуверенность. Секундой раньше он в точности знал, что именно хотел сказать — теперь же дар речи неожиданно его оставил.
— Да? Что вы хотите знать?.. — Офицер говорил с терпеливой доброжелательностью, явно всеми силами желая помочь. Рейнарду подумалось, что тот, кажется, готов при необходимости посвятить его проблеме все утро. Сильной загорелой рукой офицер теребил линейку, дожидаясь, пока Рейнард заговорит; его решительный полногубый рот все еще слегка изгибала улыбка.
— Понимаете, сэр, я считаю, что я здесь оказался по недоразумению — мне кажется, случилась какая-то ошибка.
Офицер выглядел озадаченным; в то же время Рейнард заметил, что его собственный «приличный» выговор произвел впечатление на этого молодого мужчину, явно принадлежащего к высшему обществу; он невольно ощутил слабое и довольно постыдное удовлетворение, в душе отчасти надеясь, — пусть даже офицер его и не узнал — что сам факт его принадлежности к «благородным» произведет на того хорошее впечатление и даже обеспечит ему какую-никакую поблажку.
— Ошибка? — переспросил офицер. — Какого рода ошибка?
— Я не знаю, сэр. Я знаю только, что вышел днем прогуляться и — и в роще за деревней…
— Да? Продолжайте, — подбодрил его офицер.
— Что-то случилось — я не знаю что именно — я знаю, что это звучит глупо — но меня просто сюда привели и — в общем, у меня спросили увольнительную, а потом сказали, что я в армии.
Офицер нахмурил лоб и поглядел на Рейнарда довольно скептически.
— Вы вполне уверены, что вы все правильно рассказали? — спросил он.
— Нет, сэр, в общем — это было не совсем в роще. Это случилось, когда я вышел с другой стороны.
— А, да, понимаю. Но что значит: вам сказали, что вы в армии?
— Старшина мне сказал, сэр. Он мне показал какую-то инструкцию военного совета об обязательной мобилизации.
— И?
— Я не понял — я до сих пор не понимаю, сэр, — как меня могли зачислить без предупреждения и не прислав повестку.
Офицер рассмеялся.
— Да ну, — воскликнул он, — вот уж не могу поверить, что не было предупреждений.
— Но я их не получал, сэр.
— Предписания на период чрезвычайного положения оговаривают все совершенно четко.
— Но я ни о каком чрезвычайном положении не слышал — по крайней мере, за последние месяцы.
Рейнард поколебался, думая, стоит ли упомянуть свои «учения», общение с Роем, неудачу с записью… Его охватила внезапная усталость, и весь беспорядочный период до «зачисления» вдруг показался ему нереальным.
— Значит, за эти несколько месяцев вы ничего не слышали о чрезвычайном положении? — настойчиво и слегка нетерпеливо переспросил молодой человек.
Рейнард встретился с ним взглядом и почувствовал прилив страха; вероятно, лучше было бы, в конце концов, рассказать все. Он секунду помолчал, лишившись дара речи, — затем продолжил, изо всех сил стараясь говорить спокойно и правдоподобно.
— Нет, сэр. Я одно время проходил… курс обучения… и более-менее пообещал капитану Арчеру, что запишусь первого декабря в новый батальон, но я был болен. Капитан Арчер действительно что-то говорил про чрезвычайку, но я решил, что это все довольно неопределенно и что это более-менее военная тайна, и — и я…
Рейнард осекся, заметив, что офицер недоверчиво на него взирает.
— Капитан Арчер? Новый батальон? Извините, Лэнгриш, но то, что вы сейчас сказали, по-моему — полный вздор. Не могли бы вы объяснить четче?
Сбивчиво и путано Рейнард снова стал рассказывать свою странную историю, понимая, что для человека за столом она звучит, должно быть, до крайности неправдоподобно. От многократного повторения рассказ его стал более-менее автоматическим: он помнил нужные слова, но события, которые они описывали, почти утратили реальность даже для него самого. Закончив говорить, он осознал, что офицер теперь смотрит на него гораздо менее благосклонно, чем раньше.
