— Шестнадцать ходов… Неужели так много? — как-то растерянно прошептал мастер.
— Сэнсэй быстро играет, — подхватил Отакэ.
— Я?! Вовсе нет!
Сюсай с отсутствующим видом продолжал сидеть за доской. Он и не пытался встать, и никто из присутствующих не осмеливался первым покинуть свое место. Немного погодя Онода сказал:
— Может сходим куда-нибудь? Развеемся?
— Давайте лучше сыграем в сёги, — сказал Сюсай, словно очнувшись. И рассеянность, и веселье мастера не были напускными.
Профессиональный игрок в го прекрасно помнит всю партию, а не только какие-то 16 ходов, сыгранные за день. И за обедом, и во сне он помнит все ходы до единого. Возможно, пунктуальный характер мастера не позволял ему успокоиться, пока он сам не выставит все камни. А быть может, свою роль сыграла его осторожность. Даже в этой старческой дотошности чувствовалась натура человека одинокого и не очень счастливого.
Спустя четыре дня, 21 июля, на пятом доигрывании было сделано 22 хода — с 44-го хода по 65-й, который и был записан.
Когда процедура записи закончилась, мастер спросил у девушки-секретаря:
— Сколько я сегодня потратил времени?
— Один час двадцать девять минут.
— Так много?
Сюсай явно был в замешательстве. Хотя на сделанные сегодня 11 ходов он потратил времени на семь минут меньше, чем его противник на один 59-й ход (1 час 35 минут), все равно было видно, что он оценивал расход времени иначе.
— Неужели так много… вы же быстро играете, — проговорил Отакэ.
Мастер повернулся к девушке.
— Боси?
— Шестнадцать минут, — ответила девушка.
— Цукэ-атари?
— Двадцать.
— А цуги?
[22]
— вмешался Отакэ. — Цуги заняло больше всего времени.
— Пятьдесят восьмой ход? — Девушка заглянула в протокол и ответила: — Тридцать пять минут.
Но мастер по-прежнему не верил. Он взял у девушки протокол и долго изучал его.
Стояло лето. Большой любитель ванны, я всегда старался после игры первым попасть в ванную комнату, но в тот день одновременно со мной там оказался Отакэ.
— Сегодня вы неплохо продвинулись, — заметил я.
— Сэнсэй быстро играет и к тому же без ошибок. Кому дано — тому прибавится. По всему видать, игра закончена. — Отакэ усмехнулся.
Но он и не думал сдаваться. С игроками за пределами игрового зала Отакэ встречаться не любил. В те дни у него был такой вид, будто он принял какое-то важное решение. Возможно, задумал и рассчитал какую-то жестокую атаку.
— Мастер быстро играет? — удивился судья Онода.
— С такой скоростью можно играть на квалификационном турнире в Ассоциации — вполне уложились бы в одиннадцать часов. Впрочем, трудновато, — сказал Отакэ. — А это боси^. Такой ход быстро не сделаешь…
Расход времени при четвертом доигрывании был таков: белые потратили 4 часа 38 минут, черные — 6 часов 52 минуты; после пятого доигрывания, 21 июля: белые потратили 5 часов 57 минут, черные — 10 часов 28 минут. Разница в расходе времени все увеличивалась.
31 июля, после шестого доигрывания, расход времени у белых составил 8 часов 32 минуты, у черных -12 часов 43 минуты. После седьмого доигрывания 5 августа белые потратили 10 часов 31 минуту, черные — 15 часов 45 минут.
Однако после десятого доигрывания 14 августа разрыв несколько сократился: у белых — 14 часов 58 минут, у черных — 17 часов 47 минут. В тот день при откладывании мастер записал свой сотый ход, сразу после чего его положили в больницу Святого Луки. При доигрывании 5 августа, когда мастер обдумывал свой 90-й ход, он почувствовал вдруг боль и, превозмогая ее, потратил на этот ход 2 часа 7 минут.
Когда 4 декабря партия была завершена, разница в расходе времени между партнерами оказалась на удивление большой: мастер Сюсай потратил на игру 19 часов 57 минут, Отакэ — 34 часа 19 минут.
17
19 часов 57 минут — почти такое же время, которое отводится обоим игрокам на одну обычную партию. А ведь мастер не использовал и половины! У Отакэ после затраченных 34 часов 19 минут в запасе оставалось около 6 часов.
В этой партии роковым оказался 130-й ход Сюсая, который и привел его к поражению. Если бы не этот ход, игра шла бы на равных или с минимальным перевесом одного из противников. Однако в трудном положении оказался бы Отакэ, и он наверняка бы израсходовал свой сорокачасовой лимит. После злополучного 130-го хода перед черными забрезжила надежда.
И Сюсай, и Отакэ принадлежали к породе упрямых и терпеливых тугодумов. Хладнокровие, с которым Отакэ расходовал почти все отпущенное ему время, а потом за какую-нибудь минуту делал сотню ходов, могло испугать любого противника. В свою очередь, мастер не привык к ограничениям, которые накладывает контроль времени, и вряд ли владел искусными приемами его использования. Вероятно, сорокачасовой лимит ввели специально для того, чтобы свою последнюю в жизни официальную партию он мог играть без оглядки на время.
И раньше в официальных играх с участием мастера лимит времени бывал чересчур велик. Во встрече с Ка-риганэ, игроком седьмого дана, в пятнадцатом году эпохи Тайсё (1926 год) каждому из игроков было отведено по 16 часов, и Кариганэ просрочил время. Впрочем, мастер все равно выиграл бы с перевесом в 5–6 очков. Игра еще не была окончена, а уже поговаривали, что Кариганэ пора сдаваться. В матче с У Цинь-юанем каждый из партнеров имел по 24 часа.
Однако 40 часов, отведенные каждому из партнеров в последнем матче, не шли ни в какое сравнение даже с этими огромными лимитами и в четыре раза превышали обычную для профессионалов норму. Сама идея контроля времени превращалась тем самым в фикцию.
Если предположить, что побивший все рекорды сорокачасовой лимит был предложен самим Сюсаем, это означало бы, что он добровольно взвалил на себя тяжкий груз. В конце концов мастер заболел, но был вынужден, жестоко страдая от болей, терпеть многочасовые раздумья противника, который израсходовал более 34 часов.
В том, что доигрывания были назначены на пятый день, угадывалось желание устроителей пощадить престарелого мастера, но это желание сослужило ему плохую службу. Допустим, оба партнера израсходуют свои лимиты времени полностью — это составит 80 часов. Первоначально предполагалось играть по 5 часов в день. Значит, потребуется 16 доигрываний. Если бы расписание игр соблюдалось до конца, партия растянулась бы на три месяца. Но какая нелепость — рассчитывать, что игрок сможет равномерно распределить свои силы на три месяца и столь долгое время пребывать в постоянном напряжении! Подобная нагрузка сломит даже самого сильного игрока. Ведь на протяжении всей игры оба противника помнят позицию на доске, будь то во сне или наяву, и думают об игре. Получается, что за четыре дня отдыха игрок не столько набирается сил, сколько устает.
