Стоило перевести взгляд с лица мертвого мастера на его грудь, как начинало казаться, что перед вами марионетка, у которой есть только голова, а тело задрапировано кимоно с панцирным узором. Это кимоно надели на мастера уже после смерти — оно не было подогнано по фигуре и там, где начинаются рукава, топорщилось. Создавалось впечатление, что тело мастера от груди постепенно сходит книзу на нет. Врач в Хаконэ сказал, что удивляется, как мастеру хватает сил передвигаться. И когда его тело выносили из гостиницы «Урокоя» в машину, по-прежнему казалось, что в гробу находится только голова и грудь. Я впервые увидел Сюсая, когда приехал писать о ходе матча, — уже тогда мне бросились в глаза его крошечные колени. И на фотографиях покойного господствовало лицо. Что-то жуткое было в этой отдельно лежащей голове. Возможно, так казалось потому, что на них было лицо, запечатленное в последний миг драмы, лицо человека, настолько захваченного своим искусством, что оно утратило свои реальные черты. Быть может, я запечатлел на этих снимках лик судьбы человека, отдавшего жизнь служению высшим идеалам. Искусство мастера исчерпало себя в последней партии — ею же завершилась его жизнь.
9
Вряд ли когда-нибудь церемония открытия обставлялась с такой пышностью, как в этом матче. Черные и белые сделали всего по одному ходу, после чего начался банкет.
Еще стоял сезон дождей, но в этот день, 26 июня 1938 года, вдруг выглянуло солнце, и облака были по-летнему легкими. Веранда во дворе павильона Коёкан в парке Сиба была омыта дождем. На редких листьях бамбука поблескивали солнечные лучи.
В парадном углу зала на первом этаже сидели мастер Сюсай Хонинобо XXI и претендент Отакэ, игрок седьмого дана. Слева от мастера Сюсая сидели Сэки-нэ XIII и Кимура. Оба они в разное время имели титул мастера сёги. За ними сидел Такаги, мастер рэндзю
[12]
.
Всего в зале присутствовало четыре мастера. Все они были приглашены на церемонию открытия последнего матча Сюсая Хонинобо. Я, журналист, сидел рядом с мастером Такаги. Справа от Отакэ сидели издатель и главный редактор нашей газеты, секретарь и директор японской Ассоциации го, три престарелых профессионала седьмого дана, судья матча Онода и несколько учеников Сюсая.
Все собравшиеся были в парадных кимоно с гербами. Церемонию открыл главный редактор газеты, который сказал несколько подобающих событию приветственных слов. После его выступления воцарилась тишина — готовили к игре стоявшую посреди зала тяжелую доску. Мастер Сюсай слегка опустил правое плечо — его обычная поза за доской. Какие у него крошечные колени! Рядом с ними даже веер кажется огромным. Отакэ закрыл глаза и тихонько покачивает головой из стороны в сторону.
Мастер Сюсай поднялся и направился к доске. Благодаря вееру он напоминал самурая с коротким мечом со старинной гравюры. Сел за доску. Левую руку сунул за пояс, правую, слегка сжав кулак, поместил под подбородок. Занял свое место и Отакэ. Он поклонился мастеру, взял стоявшую на доске чашу с черными камнями и поставил справа от себя. Поклонившись еще раз, закрыл глаза и застыл неподвижно.
— Начнем? — сказал мастер. Его голос прозвучал негромко, но строго. Это означало «почему вы медлите?». То ли мастера раздражала театральная поза Отакэ, то ли в его словах проявились агрессивность и боевой дух… Отакэ спокойно открыл и снова закрыл глаза.
Позднее, в городе Ито, я узнал, что Отакэ перед игрой читает сутру Лотоса. Вот и сейчас, закрыв глаза, он, должно быть, пытался сосредоточиться. Вдруг раздался резкий стук камня о доску. Первый ход был сделан в 11 часов 40 минут.
Какое начало изберет Отакэ — новое или старое? Куда пойдет: в хоси или в комоку? Все ждали, какой ход он сделает. Первый ход черных был в пункт S16 (комоку), а это означало, что избрано старое традиционное начало. Первая загадка партии была решена.
Мастер смотрел на доску, сложив руки на коленях. Сохранилось много фотографий и кадров кинохроники, запечатлевших этот момент.
Все они изображают залитого ярким светом мастера — его губы так плотно сжаты, что кажутся выпяченными; сидящие вокруг доски люди исчезли в тени. Это была третья игра мастера, которую мне довелось видеть, и я уже знал, что мастер излучает за доской спокойствие, которое таинственным образом как бы охлаждает и очищает воздух вокруг него.
Прошло пять минут, и мастер, видимо забыв о записи хода, рассеянно взял камень, явно собираясь сделать ход.
— Сэнсэй, ваш ход будет только записан, — проговорил, обращаясь к мастеру, Отакэ. — Мне тоже порой кажется, что без поставленного на доску камня игра — не игра.
Сюсай поднялся и в сопровождении секретаря Ассоциации удалился в соседнюю комнату. Закрыв дверь, он записал на бланке свой ход и вложил бланк в конверт. Записанный ход считается недействительным, если его видел кто-нибудь, кроме самого игрока.
Затем мастер снова сел за доску.
— Воды, кажется, нет, — проговорил он и, послюнив два пальца, заклеил конверт.
На месте склейки мастер расписался. Отакэ поставил свою подпись чуть ниже. Этот конверт вложили в другой, большого размера, организаторы матча опечатали его и положили в сейф павильона Коёкан.
На этом церемония открытия закончилась. Обоих участников попросили еще раз сесть за доску, чтобы Кимура Ихэй смог сфотографировать их для заграничных агентств. Когда и это было сделано, все облегченно вздохнули. Несколько пожилых профессионалов подошли к доске и стали обмениваться замечаниями о камнях и доске. Кто говорил, что толщина камней шесть миллиметров, кто — пять, а Кимура, мастер игры в сёги, сказал:
— Камни высшего класса… позвольте потрогать, — и он взял несколько камней.
Кое-кто из профессионалов готов был предоставить для этой выдающейся игры свои прославленные доски.
После недолгого перерыва начался банкет.
Кимуре, мастеру сёги, было тогда тридцать четыре года, мастеру сёги Сэкинэ XIII — семьдесят один год, Такаги, мастеру рэндзю, — пятьдесят один по японскому счету.
10
Сюсай Хонинобо родился в 1874 году и несколько дней назад скромно, как и подобает во время войны, отпраздновал в узком кругу свое шестидесятичетырехлетие. Перед началом второго игрового дня он заметил: «Интересно, кому больше лет? Павильону Коёкан или мне?»
Он рассказал, что в этом зале играли такие, знаменитости прошлого века, как Мурасэ Сюхо, игрок восьмого дана, и мастер Сюэй из династии Хонинобо, к которой он и сам принадлежит.
