Если бы мое тело, моя плоть были всего лишь сон, то была бы хоть какая-нибудь надежда на пробуждение, думал я, морщась от боли. Но я, как говорится, дошел до точки.
Вздохнув, я начал медленно, напрягая все силы, подниматься.
— Зачем вы встаете, Санчо? Лежите.
— Что значит «лежите»? Хотите, чтобы я пополз?
— Конечно, нет. Ползают пресмыкающиеся. Я хочу, чтобы вы сделались похожим на льва. Станьте на четвереньки.
Показывая пример, Дафу сам опустился на ладони и колени. Ей-ей, он был похож на льва. Скрестив передние лапы, изредка поглядывала на нас со своего лежбища львица.
— Видите? — спросил, не вставая с четверенек, король.
— Еще бы, вас с детства этому учили. Но я не могу и не хочу, — ответил я и опустился на землю.
— Мистер Хендерсон, дорогой, я вас не узнаю. Разве не вы говорили о том, чтобы восстать из склепа одиночества? Не вы читали мне стихотворение о мухе, что при заходе солнца села на листок зеленый? Не вы ли хотели закончить процесс становления и сделаться наконец кем-то или чем-то? Разве вы тот Хендерсон, который облетел полмира, потому что его звал внутренний голос? И теперь вот-вот рухнет на землю потому, что Дафу предлагает ему средство излечения. Вижу, вы не слишком дорожите нашей дружбой.
— Это неправда, ваше величество, и вы это знаете не хуже меня. Я что угодно для вас сделаю.
В качестве доказательства я стал на четвереньки и, вытянув вперед голову, постарался сделаться похожим на льва.
— Великолепно! Я знал, что у вас достаточно гибкие члены. Теперь выпрямитесь, но с колен не вставайте. Так еще лучше. У вас весьма необычное телосложение. Искренно поздравляю: вы отказались от привычного состояния неподвижности. Изогнитесь побольше. Еще, еще! К чему этот печальный взгляд? Вы ведь теперь лев. Представьте, что вас окружают небо, солнце, зверье из джунглей, что вы в родстве с природой. Даже мошки, и те ваши родственники. Деревья укрывают вас от непогоды. Всю ночь напролет с вами говорят звезды. Вы меня слышите, мистер Хендерсон? Похоже, вы были большой любитель выпить. Это по вашему носу видно, не в обиду будь сказано. Вы можете избавиться от дурных привычек. Правда, не ото всех и не сразу. Вы приобретете другую осанку, такую же естественную и прекрасную, как голос Карузо. Я любил слушать пластинки с его записями. Этот итальянец поет легко и свободно, как птица… Однако вы напоминаете мне не льва, а какое-то другое животное. Но какое?
Я не мог ничего ответить. Голосовые связки слиплись, как переваренные спагетти.
— Какой вы рослый, сильный, — похвалил Дафу и еще долго распространялся на эту тему.
Наконец ко мне вернулся голос.
— Долго мне еще стоять в этом положении?
— С первых же попыток вы почувствовали, что в вас появилось что-то львиное. Что очень и очень важно. Теперь давайте научимся рычать.
— А это ее не взволнует?
— Никоим образом. Вам надо представить себя львом, настоящим львом.
Я застонал.
— Никуда не годится, сэр. Разве не слышите, что у вас сдавленный голос? Ваше сознательное «я» старается отгородиться от мира. Представьте, что у вас в лапах добыча. Но вот появляется чужак, и вы начинаете рычать, чтобы отпугнуть его. Рычите, сделайте милость.
«Наверное, придется рычать. Не вижу другого выхода», — подумал я и захрипел.
— Громче, громче, — нетерпеливо сказал Дафу. — Атти ничего не услышала.
Я захрипел громче.
— Постарайтесь выйти из себя. И глаза, почему не сверкают ваши удивительные глаза? Опуститесь на передние лапы, приподнимите зад. Рычите, угрожайте мне. Уже лучше. Правда, маловато ярости. Теперь поднимите руку — вернее, лапу — и — вперед! Удар! Откиньтесь немного назад. Второй удар! Вам надо озвереть, по-настоящему. Человеком еще успеете побыть.
Так я сделался зверем. Я целиком отдался перевоплощению, и все мои печали вылились в рев, он шел из глубины души. От рева засвербило в горле, зачесались ноздри и губы, и скоро логово наполнилось звуком, какой издает басовая труба органа. Вот куда занесло меня сердце. Вот где мой конец. Как хорошо я понимал сейчас пророчество Даниила… У меня выросли клыки и когти, тело покрыла густая шерсть. И все-таки во мне оставалось еще что-то человеческое.
Настроение у короля поднялось. Потирая руки, Дафу не уставал нахваливать меня:
— Хорошо, мистер Хендерсон, очень хорошо. Я не ошибся в вас.
Я слышал его, когда переставал сопеть носом. Я совсем сник и сидел среди львиного помета. Поднимая усталые веки, я видел, как радуются король и львица, которая смотрела на меня с лежбища. Она казалась отлитой из золота.
Я больше не мог выдержать и упал лицом на землю. Король подумал, что я потерял сознание, стал щупать мой пульс и похлопывать по щекам, приговаривая: «Ну, ну, старина!» Я открыл глаза.
— Все в порядке? А я уж начал беспокоиться. Вы пошли каким-то нехорошим цветом. Сначала побагровела грудь, а потом почернело лицо.
— Сейчас мне лучше. Как я исполнил свою роль?
— Замечательно, брат Хендерсон. Поверьте, то, что вы сделали, пойдет вам на пользу. Я сейчас уведу Атти, а вы отдохните. Для первого раза достаточно.
Дафу запер львицу в соседнем помещении, мы уселись на скамью и принялись беседовать. Король был уверен, что со дня на день объявится Гмило. Его видели в окрестных чащобах. Тогда он отпустит Атти на волю и помирится с Бунамом. Потом перешел на излюбленную тему: начал рассказывать, как мозг рассылает команды частям и органам тела.
— Загвоздка в том, чтобы в коре головного мозга сложилась соответствующая модель самопонимания. Личность такова, какой она воспринимает и понимает себя. В этом смысле человек творит сам себя. Действуя через головной мозг, душа неприметно окрашивает существование человека и придает ему необходимую жизненную энергию.
Король казался взволнованным. Он восторженно взмывал к небесам. От попытки подняться за ним у меня закружилась голова. Однако некоторые пункты его теории оскорбили меня. Если я сам сотворил свою грузную сутулость, такие руки-крюки и длинный нос, значит, я совершил уголовное преступление против самого себя? Я, жалкий комок человечества. О-хо-хо! «Тогда пусть смерть сметет меня и заодно смоет набор бесчисленных ошибок. Это из-за свиней, — сообразил я. — У него львы, у меня свиньи».
— Над чем задумался, Хендерсон-Санчо?
Я был близок к тому, чтобы почувствовать недовольство королем. Мне давно полагалось бы понять, что его блистательная личность отнюдь не Божий дар. У нее такое же шаткое основание, как у этого дворца-хижины.
А Дафу уже начал читать мне новую лекцию. Он сказал, что природа, быть может, обладает способностью мыслить. По всей вероятности, мыслят даже неодушевленные предметы. Поведал, что мадам Кюри писала о том, что бета-частицы вырываются из атомного ядра, как стайка птиц.
