«Отдельный кабинет» в местной гостинице являлся уменьшенной копией триклиния: низкий стол с питьем и закусками, широкие ложа, фонтанчик. Правда, стены и потолок были расписаны фривольными картинками, а на мраморной скамеечке рядком, по росту стояли… фаллоимитаторы.
Плавт, не теряя ни секунды, завалил свою подружку и принялся за дело. Черепанов медлил. Не то чтобы «дама» была ему совсем противна, но…
Желая подбодрить кавалера, девка опрокинулась на спину, задрала ноги. Между ними все было старательно выбрито, а «губы» выкрашены ярко-красным.
Черепанову вспомнился один бар в Гонконге, где китаянка-стриптизерша показывала номер: «курила» сигару. Ее вульва тоже была накрашена губной помадой. Но помимо помады и «курения» китаянка еще и отличалась умением делать тайский массаж. Всего за двадцать долларов. Интересно, а эта – умеет?
Внезапно Черепанов почувствовал, что ему совершенно безразлично, что умеет делать эта. И, осознав сие, подполковник развернулся и вышел в общий зал.
Глава четвертая,
в которой подполковник Черепанов на собственном опыте узнает, что такое «настоящая римская полиция»
На возвращение приятеля кентуриона Плавта мало кто обратил внимание. Геннадий помахал служаночке с золотыми сережками.
– Принеси мне вина, – велел он. – Вот этого, светлого. Разбавлять не нужно и мед добавлять тоже.
Появился хозяин. Несколько встревоженный.
Согнулся, насколько позволяло толстое брюхо.
– Благородный господин не одобряет девушек? – вполголоса осведомился он. – Может, хорошенький кудрявый мальчик…
– Благородный господин не одобряет блядей, – буркнул подполковник.
– Прости, не понял? – Парсий изогнул начерненную бровь.
Еще бы он понял. Сказано было по-русски.
– Я не люблю мальчиков. И не люблю торопиться, – сказал Черепанов. – И люблю выбирать сам.
– Понимаю, – проворковал хозяин. – У меня, конечно, не лупанарий, но выбор есть, о да! Доблестному воину всегда найдется с кем утолить страсть. Мы не будем торопиться.
И величаво удалился.
Зато вернулась девчонка-служанка. С вином. Наполнила кратер, поставила кувшин… Геннадий поймал ее за руку раньше, чем она успела отойти.
– Как тебя зовут? – спросил он мягко.
– Марция. – Она попыталась освободить руку, но Черепанов не позволил. Потянул, заставив опуститься на край ложа.
У нее был круглый решительный подбородок и настоящий римский нос, прямой и гордый. В точности как у статуй в античных залах Эрмитажа.
И точно такая же замысловатая прическа. И такое же гладкое белое лицо, ставшее строгим и отчужденным, стоило Геннадию применить силу.
У Черепанова возникло странное ощущение, что он уже видел Марцию. Раньше. Но это было исключено.
«Не увлекайся, – предостерег он сам себя. – Она всего лишь юная служаночка, а ты слишком стар, чтобы снова стать романтиком. Будь проще».
– Я не римлянин, – произнес он, стараясь почетче выговаривать слова. Если Плавт привык к его дикому произношению, то другим жителям империи приходилось делать усилие, чтобы понять латынь подполковника. – И не знаю обычаев.
– Вижу. – Девушка больше не пыталась освободить руку, но взгляд ее предостерегал. – Но ты не там ищешь, господин.
Она все больше нравилась Геннадию.
– Qui quaerit, reperit
[88]
, – произнес Черепанов, касаясь ее обнаженного локтя. – Мне кажется, я нашел, Марция. Я тебе не нравлюсь?
– Ты тоже кентурион? – уклонилась от ответа девушка.
– Нет, – ответил он, стараясь не глядеть на ее голые коленки, а только – в глаза. – Но – буду. Я был командиром… риксом у себя на родине.
– Это видно. – Она освободила руку (Черепанов разжал пальцы), но осталась сидеть. Так близко, что Геннадий ощущал тепло ее тела. И запах роз. Духи?
– Марция! – позвали ее, но девушка не откликнулась.
Геннадий смотрел ей прямо в глаза. Только – в глаза.
– Ты красива, – сказал он негромко. – Ты – самая красивая из всех латинянок, каких я видел.
Он не стал говорить, что видел он не так уж много ее землячек.
– Красивее тех, с кем забавляется твой друг? Их груди полнее моих, разве нет?
Черепанов улыбнулся. Чуть-чуть.
– Ты – лань, – сказал он. – Не корова. Какое мне дело, полна ли твоя грудь, если она – твоя?
Щеки девушки порозовели. Это было заметно даже под слоем белил.
– Марция! – крикнули снова. Один из трех бородачей-собутыльников. – Эй, варвар, не задерживай ее! Не ты один хочешь пить!
Черепанов приподнялся на ложе, отыскал взглядом кричавшего и посмотрел на него. Только посмотрел, но бородач заткнулся.
– Я пойду, – чуточку нервно проговорила девушка. – Отец станет меня ругать.
– Парсий?
– Да. Если ты хочешь женщину, он…
– Я не хочу женщину, – сказал Черепанов. – Я хочу тебя. – Кончиками пальцев он снова нежно притронулся к ее локтю. – Ты придешь?
Ничего не ответив, она быстро поднялась и пошла прочь. К ложу приближался Парсий.
– Что еще тебе угодно, благородный господин?
– Ты знаешь, – негромко произнес подполковник.
– Она – моя дочь, не рабыня, – так же негромко, с достоинством произнес хозяин.
– Я знаю.
– Хочешь выбрать из тех, кто…
– Не хочу, – отрезал Черепанов.
– Твой друг…
– Я не мой друг, – перебил его подполковник. – Однако тоже всегда добиваюсь своего. Но… – Он сделал многозначительную паузу. Парсий задрал бороду, намереваясь спорить… – …Но не силой, – закончил Геннадий. – Ты понимаешь?
– Значит, ты решил остаться в одиночестве? – тоном заботливого хозяина осведомился Парсий.
– Ты прав, – кивнул Черепанов. – Вероятно. Sint ut sunt, aut non sint
[89]
.
Правда, это высказывание принадлежало не римлянину
[90]
. Но можно было надеяться, что грамматически в нем все правильно. И по смыслу – тоже.
Парсий кивнул и оставил Черепанова в покое. Пить и веселиться. В одиночестве.
Геннадий задремал. Тепло, вино, сытный обед, удобное ложе, почти забытое ощущение безопасности…
