– Даже здесь, у вас, можно сделать что-то подобное, – Черепанов кивнул на модельку, – достаточно большое, чтобы поднять в воздух меня. Но я прошу тебя, Корнелия, никому не говорить об этом.
– Хорошо. Но почему?
Черепанов помедлил немного, потом ответ сам пришел ему на ум.
– В нашем небе нет богов, – сказал он. – Но в вашем они есть. И они могут обидеться.
– Понимаю…
Какое-то время они молчали.
– Так ты прочтешь мне стихи на своем языке? – спросила Корнелия.
– Попробую… – Черепанов сосредоточился… Нет, все-таки не зря в школе их заставляли стихи зубрить!
– Белеет парус одинокий,
В тумане моря голубом,
Что ищет он в краю далеком,
Что кинул он в краю родном…
– по-русски, медленно произнес он.
– Играют волны…
Она слушала очень внимательно, скульптурно-безупречная головка чуть склонилась вправо, пальцы сплелись вместе. Большой камень на перстне причудливо мерцал, становясь то алым, то фиолетовым.
– … А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой.
– Красиво, – проговорила девушка. – Звучит непривычно, но красиво. О чем оно?
Черепанов перевел. Как умел.
– Очень красиво. Я бы перевела их на латынь, пожалуй. Постой, я запишу. – Она взяла таблички. – Диктуй.
– Тебе надо непременно нанять грамматика, Геннадий, – деловито произнесла Корнелия, закончив писать. – И ритора
[162]
. Я вижу, ты получил хорошее образование у себя на родине, но у нас в Риме человек, который плохо говорит по-латыни, не пользуется уважением.
– Непременно так и сделаю, – пообещал Черепанов. – В первую очередь потому, что хочу завоевать твое уважение, домна.
– Мое ты уже завоевал. Я… – Корнелия опустила глаза. – Я очень рада, что ты нашел время заехать, Геннадий. Потому что через шесть дней я уезжаю. В Рим.
Черепанов молчал. А что тут можно сказать?
– Я должна быть в Риме к празднику Бона Деа, Доброй богини, – словно извиняясь, проговорила она. – Отец уже выслал сопровождающих.
– Понимаю… Добрая богиня – это кто?
– Веста. – Девушка обрадовалась возможности сменить тему. – Я и забыла, что ты – варвар… Прости. Я знаю, что ты не варвар. Просто ты недавно… – Корнелия смутилась, и Черепанов поспешно сказал:
– Все в порядке. Так кто она – богиня Веста?
– Богиня-дева. Она хранит домашний очаг. В каждом римском доме.
– А как же лары? – спросил Черепанов, уже знакомый с тем, что в каждом здешнем доме непременно имеется алтарь для домашних божеств.
– Лары у каждой семьи – свои. А Добрая богиня – одна для всех. Если огонь в ее святилище погаснет – будет беда. И служат ей только настоящие патрицианки. Шестеро. Но они должны дать обет оставаться девственницами целых тридцать лет. Говорят, это очень трудно. – Корнелия хихикнула, на мгновение опять превратившись из знатной дамы в совсем молоденькую девчонку.
– Наверное, желающих не много?
– Напротив! Стать весталкой – большая честь.
– И ты едешь в Рим, чтобы стать весталкой? – Черепанов слегка испугался. С чего бы это? Ведь он понимал, что между ним и дочерью сенатора – практически непреодолимая дистанция. И у нее есть жених. И… Все-таки, может быть, не такая уж и непреодолимая? Ему ведь достаточно протянуть руку…
– Нет, что ты! Я только должна принять участие в празднике. Я ведь из сенаторского рода!
– И что же это за праздник?
– А вот этого, Геннадий, тебе знать не положено! – Девушка засмеялась. – Мужчин на таинства Весты не допускают. У вас – свои таинства.
– Да, вероятно, – согласился Черепанов, которого ни в какие тайные праздники пока не приглашали. – Но ты вернешься?
– Может быть. Следующим летом. Если наши родители, мои и Секста, не решат, что наступило благоприятное время сочетать нас браком.
– Ты его любишь? – спросил Черепанов.
– Наверное. – Серьги-колокольчики тихонько звякнули. – Он красивый. И храбрый. Нас обручили через год после моего рождения. Но вот это кольцо, – она показала Черепанову узкий золотой ободок вокруг второй фаланги указательного пальца, – переделывали уже три раза. Мы должны были подписать брачный контракт, когда мне исполнилось четырнадцать, но знаки были неблагоприятны, и церемонию отложили. А потом его отец поссорился с моим – и все думали, что обручение тоже будет разорвано. Но в этом году они опять помирились. Вот Секст ко мне и приехал.
– Ты рада?
– Наверное. – Но голос ее звучал не очень уверенно. – Мы знакомы с детства, но… Мне кажется, он и не заметил, что я выросла.
– А мне показалось, он тебя слушается.
– В моем доме – да. Но мы будем жить в его доме. Знаешь, я ведь привыкла считать его своим будущим мужем. И просто не могла представить, что может быть иначе…
– А сейчас… можешь?
– Сейчас… Не знаю. – Она отвела глаза. – Сейчас я думаю, что нам пора спать. Фотида! Я думаю, мы устроим гостей в комнатах за атрием. Там уже навели порядок?
– Да, госпожа!
– В таком случае – приятных снов, кентурион Геннадий. До завтра.
Корнелия быстро повернулась и вышла из комнаты.
– Пойдем, кентурион, я покажу тебе комнаты, – сказала Фотида. – Прислать тебе рабыню в постель?
– Не нужно. Можешь предложить моему декуриону.
– Ему тоже не нужно. – Сухой смешок. – Он уже отыскал подружку. Ему никто не откажет, кентурион.
– Почему?
– Потому что мы все в долгу перед вами, – очень серьезно сказала Фотида. – Вы нас спасли.
– Это наш долг, – спокойно ответил Черепанов.
Фотида ничего не сказала. Просто взяла со стола светильник и двинулась вниз по лестнице.
На следующее утро Корнелия к завтраку не вышла.
– Нездорова, – сказала Фотида с явным неодобрением.
– Можно надеяться, что она выйдет нас проводить? – спросил Геннадий.
– Не думаю. Не мрачней, кентурион, – добавила она, понизив голос, – ты ее ничем не обидел. Она… хандрит. С Корнелией это бывает, не обижайся.
– Разве на нее можно обижаться? – Черепанов улыбнулся, но на душе скребли кошки. Да, эта девушка – не про него. Что для дочери сенатора какой-то младший кентурион?
Черепанов не слишком хорошо разбирался в женской психологии.
Заглянув еще раз в маленький госпиталь, он пожелал своим парням скорого возвращения.
Уже у ворот его остановил новый (старого убили варвары) управитель поместья.
