Коршунов Насте немного приврал. В том, что у его бойцов всё в порядке, он не сомневался. Если какие-то проблемы и могли возникнуть, то не с ними, а из-за них. Просто захотелось отдохнуть в простой мужской компании.
Коршунов прошел в раздевалку-апподитерий. Там не было никого, кроме волосатого амбалистого мужика, копавшегося в вещах. Надо полагать – его собственных. Коршунов не спеша разделся, потянулся с удовольствием, похрустел суставами… Амбалистый зыркнул на Алексея, (как-то недобро), быстро запихнул барахло в нишу и свалил. Ну да и бес с ним. Коршунов еще пару раз махнул руками-ногами, велел рабу бдить (Ходят тут… всякие. Зазевается – стырят тунику шелковую или еще чего), и неторопливой поступью отдыхающего вельможи двинулся во фригидарий, где в окружении зеленых лужаек располагался большой бассейн под открытым небо. Было холодновато (по сирийским меркам) – градусов восемнадцать по Цельсию, но солнышко уже вышло, так что с точки зрения Алексея погода была идеальная. Неспешной походкой, любуюсь гибкими девами на мозаиках, Коршунов направился к колоннам, отделявшим крытую галерею от фригидария…
И вдруг наткнулся на преграду. В качестве преграды выступал уже знакомый смуглый бородатый амбал с тяжелыми золотыми сережками в мясистых ушах и вытатуированным на груди трезубцем. С виду – чистый ваххабит. Только «арафатки» не хватает.
– Пшел вон, христианин! – рявкнул амбал по-гречески. – Нечестивец, грязная собака! Беги, пока я не отрезал тебе уши!
В доказательство серьезности намерений амбал предъявил кривой ножик размером с наконечник пилума
[122]
.
Коршунов удивился. Очень. Во-первых, на него уже давно никто не наезжал. Да еще так нагло. Да практически без повода… Нет, повод был. Алексей вспомнил о крестике, надетом утром.
Драться не хотелось. Такое, однако, хорошее настроение… Тем более за амбалом маячили еще трое таких же чернобородых качков-«ваххабитов».
Коршунов растерялся. Вариант с уходом отпадал: это значило «потерять лицо». Драка сразу с четырьмя «ваххабитами»… Не факт, что он справится. Мраморный пол – скользкий, а он всё же не Черепанов. Вернуться в раздевалку и взять спату? Блин! Надо же! Вот дурацкая история!
– Ты глухой, христианин? – рявкнул амбал. – Или обосрался от страха?
Тут у Коршунова кончилось терпение.
– Рот закрой! – рявкнул он еще громче, чем ваххабит. – И марш отсюда, чтоб я тебя больше не видел! Увижу – умрешь!
От командирского рыка Коршунова амбал слегка смутился. Даже чуть подался назад. Будь он один, наверняка бы сдристнул. По роже видно. Но за спиной – дружбаны. Задразнят.
Колебался он недолго. Секунд тридцать. Но этого хватило, чтобы кое-что произошло. Кое-что, не замеченное «ваххабитами». На лужке по ту сторону коллонады появился один из готов. Глянул – и пропал. Но Коршунов немедленно воспрял духом. Если в бассейне плещется пара-тройка его людей – крездец «ваххадитам».
Амбал тем временем решился.
– Всё, христианин! Прощайся с ушами! – и обрушился на Алексея.
Коршунов отшагнул в сторону, «ваххабит» пролетел мимо, поскользнулся на мраморе и шмякнулся на задницу. Но тут же воспрял, сделал страшную рожу… Но в следующую секунду зверскую маску сменила гримаса глубокого изумления…
Коршунов демонстративно скрестил руки на груди. Его участия в драке больше не требовалось. Собственно и драки никакой не было.
Пять секунд – и его «спецназовцы» (их оказалось не двое-трое, а целых два контуберния) скрутили, разоружили и уложили троих «ваххабитов» мордой в пол. Амбал (здоровая реакция) попытался смыться, но кто-то ловко метнул чашу, угодив точно в кучерявый затылок.
В яблочко!
– Хорошая работа, – похвалил Алексей, когда всех четверых, на коленях, построили перед ним.
Варвары-легионеры довольно заухмылялись.
– Значит так, – Алексей задумался, какую бы кару назначить негодяям… Может, просто отдать их под суд? Нападение на имперского легата каралось жестко. Правда, Коршунов был без регалий, так что хороший адвокат может и отмазать… И в конце концов, он же не просто легат, а рикс варваров! Надо поддерживать реноме.
– Всех четверых – поучить как следует! – сказал он строго. – Но не убивать и особо не калечить… А… Вот этому, – Коршунов указал пальцем на амбала и задумался… Что бы такое учудить? Потом вспомнил «ваххабитовы» посулы, и распорядился: – Отрезать уши!
И двинулся к бассейну. Смотреть на экзекуцию у него не было никакого желания, а в том, что всё будет сделано в точности, как он сказал, можно было бы не сомневаться. Велел бы не уши отрезать, а шкуру аккуратно снять и соломой набить, исполнили бы с удовольствием.
Минут через пять, когда он нежился на солнышке и кушал изюм с черносливом, принесенный банным рабом, на него упала тень.
Один из его бойцов.
– Аласейа, – застенчиво проговорил он. – Можно мы это себе возьмем?
На широченной ладони гота лежали две окровавленные золотые сережки.
– Забирайте, – великодушно разрешил Коршунов и снова расслабился. Все-таки жизнь прекрасна. И даже справедлива. Если ты – имперский легат.
– Чего хотели от тебя эти барсуки? – поинтересовался Ахвизра, присаживаясь на корточки рядом с Коршуновым.
– Им не понравилось, что я – христианин.
– А ты – христианин? – Гот был искренне удивлен.
– А ты не знал?
Ахвизра мощными плечами, испещенными не слишком искусными татуировками.
– Я знал, что твоя тиви Стайса
[123]
– христианка. О тебе – не знал. Ты не похож на христианина.
– Вот как? – Теперь удивился уже Коршунов. – А что ты о них знаешь?
– Я слыхал: ваш бог запрещает людям убивать.
– Это плохо?
– Почему же? – Ахвизра осклабился. – Наоборот, хорошо. Из таких получаются отличные рабы.
– Что ж, – произнес Коршунов, – ты прав. Наш бог не ободряет убийство. И еще многое другое. Но христиане бывают разные. Выходит, я – не очень хороший христианин…
– Зато ты – отличный вождь! – вставил Ахвизра.
– …Но я не люблю, когда убивают моих ближних, – продолжал Алексей. – И предпочитаю убить тех, кто хочет это сделать, немного раньше. Думаю, невелик грех, ведь я убью одних, чтобы сохранить жизни других.
– Своих, – подчеркнул Ахвизра. – Думаю, я бы тоже мог стать таким христианином. Своих я ни за что не стану убивать.
Гот все понял по-своему, но Коршунов не стал его разубеждать. Бесполезно убеждать волка не есть мясо.
