– Деменций-то в храмы ходит, а ты нет, – строго произнес Скорпион. – Люди уж на тебя коситься начинают… Так недолго и догадаться, кому ты истинно служишь…
«Да мне и митра ваш – по барабану», – подумал Геннадий, а вслух сказал:
– Давай о богах сейчас не будем, Маний. Давай о деле. Думаешь, фракиец мои контакты с сенаторами не одобрит?
– Да кто его знает, – проворчал Скорпион. – Фракиец – не дурак. Знает, что ты ему верен. Но нынче подозрителен стал….
– Станешь подозрителен, когда тебя сместить хотят! – вступился за Максимина Аптус. – Скажи, Череп, а в преемники его кто метит, не знаешь?
– Мне говорили: самый вероятный – консуляр Магн.
Плавт издал такой звук, будто выпустил газы. Лица остальных вытянулись.
– Тогда нам конец, – выразил общее мнение Митрил.
– Что будем делать? – спросил Деменций Зима.
Пятеро военачальников переглянулись.
– Сдается мне, мы думаем об одном и том же, – предположил Маний Митрил по прозвищу Скорпион.
Четверо остальных кивнули, подтверждая.
– У нас есть братья среди сирийцев? – спросил Черепанов.
– Наверняка, – уверенно ответил перс Маний Митрил, стоявший в митраистской иерархии ступенью выше остальных, львов.
– Может быть…
– Нет, – отрезал Митрил. – Это наше дело.
– Ты хочешь сделать это лично? – спросил Аптус. Митрил покачал головой.
– Мы слишком известны, – сказал он. – Нужны исполнители.
– Я никому не стану поручать такое, – сразу отказался Феррат. – Все, кому я доверяю, присягали августу. Лишить их покровительства богов… такое надо делать самим. Или мы рискуем кончить, как кончил Макрин.
[77]
Я согласен с Железным, – сказал Деменций Зима.
– Я бы взялся, – произнес Аптус. – Но у меня нет никого, кому я мог бы поручить такое. Разве вот Черепу…
Это была шутка, но Геннадий кивнул.
– Я возьмусь, – сказал он.
– Ты сам?! – воскликнули в один голос Зима и Плавт.
– Не лично. У меня есть люди, которым я могу это доверить и которые не испугаются богов Империи. Но мне понадобится помощь…
– Все, что в наших силах, – сказал Митрил. – Говори, Геннадий.
– Позже, – покачал головой Черепанов. – Такое дело следует сначала обдумать. И подготовить как следует. К сожалению, у нас мало времени.
– Значит, не будем его терять, – произнес Маний Митрил. – До встречи, братья…
– Знаешь, что меня тревожит, Геннадий… – сказал Деменций Зима, когда они вместе возвращались в расположение своего легиона.
– Что?
– Максимин.
– Думаешь, он откажется?
– Нет. Я думаю: как бы наш фракиец не стал еще более жестоким повелителем, чем Каракалл…
– М-м-м… Очень может быть, – пробормотал Черепанов, к этому времени достаточно изучивший римскую историю. – Но еще десяток лет правления такого императора, как Александр, – и эта провинция станет варварской. Разве у нас есть выбор?
– То-то и оно, – пробормотал префект. – И все-таки мне страшно. В жилах Александра хотя бы течет кровь великих августов, а в жилах Максимина – кровь фракийского пастуха.
– Зато он сам поднялся на вершину, – заметил Черепанов.
– Сам. Но понравится ли гению Рима, если ему придется нашептывать в ухо безродного пастуха?
– Разве у него есть выбор? – усмехнулся Черепанов. – Не думаю, что он захочет остаться бездомным гением Рима.
Соправительница Мамея принимала сына в своем шатре. Его собственный был, по мнению соправительницы, слишком убог. Ее же шатер был даже изнутри выстелен пурпурной тканью, под цвет императорским одеяниям сына. Но сама Августа была одета по-домашнему, в просторную тунику из далматского шелка.
[78]
– Мало разослать их по провинциям, – говорила сыну Мамея. – Это бунтари, вечные бунтари. Я хочу, чтобы ты распустил эти легионы. Распусти их – и пусть верные нам легаты сформируют их снова. Сделай это, пока боги к нам благосклонны, и прекрати транжирить золото. Я же говорила тебе: раздача ничего не даст.
– Они бы взбунтовались! – возразил ее сын. – Как это было в Месопотамии. Там их утихомирил Максимин. А сейчас?
– Тогда было другое. Ты помнишь, какие тогда были знамения? И гадатели в один голос пророчили беды. А сейчас? Даже твой любимый астролог Тразибул, который вечно предсказывает неведомые опасности, на этот раз высказался определенно.
– Ну да! – фыркнул император. – Нагадал мне смерть от меча!
– Вот именно! – воскликнула его мать. – Меч – символ войны, но ведь мы не собираемся воевать! Это твой Максимин, дай ему волю, тут же начал бы войну. А мы собираемся расформировать все эти проклятые легионы!
В голосе соправительницы прорезались визгливые нотки.
– Не кричи так, – поморщился ее сын. – Охрана услышит.
– Пускай слышит, – отмахнулась Мамея. – Все равно ничего не поймут. Эти здоровенные галлы-преторианцы даже латыни не знают!
Между собой мать и сын всегда говорили на том диалекте греческого, которым пользовались на их родном Востоке, так что в ее словах был резон. Вот только из шести гвардейцев, охранявших в эту ночь шатер мамеи, четверо были галлами, один – германцем из франков, а последний – как раз сирийцем, так что фраза о расформировании легионов была ему вполне понятна.
Глава третья,
в которой грязными методами:
хитростью, подлостью и обманом (как это обычно и бывает) – творится история
Ночь с девятнадцатого на двадцатое марта девятьсот восемьдесят восьмого года от основания Рима. Окрестности города Могонтиака. Лагерь XI легиона
– Вы вправе отказаться, – произнес Черепанов. – И сейчас я буду говорить не как ваш командир, а как… хм-м… ваш родич. Приказать не могу. Дело это крайне опасное. И тайное. Если об этом узнают, ни мне, ни вам головы не сносить.
– Говори прямо, примипил, нечего нас интриговать, – усмехнулся Скулди. – Чего надо?
– Прямо, говоришь? – Черепанов тоже усмехнулся, оглядел всех четверых: Агилмунда, Ахвизру, Скулди и его родича Берегеда, молодого, но крайне перспективного разведчика. – Можно и прямо: я хочу, чтобы вы тайно проникли в сирийский лагерь и убили императора Александра и его мать. Я достаточно прямо говорю, Скулди?
