– Пошлите счет, – осклабился Христиан, забавляясь сценой, – вашему другу, коменданту. Идем, – подтолкнул он Бушфельдера.
Бушфельдер вышел. На улице была слышна ожесточенная стрельба, на этот раз значительно ближе; над самой головой с вибрирующим ревом проносились самолеты.
– Что это? – выглянув из-за двери, встревоженно спросил Алуа. – Вторжение?
– Нет, – ответил Христиан. – Это маневры.
– Что же теперь станет с нашими коровами? – крикнул вслед ему Алуа.
Христиан ничего не ответил старику. Он подошел к стене сарая и поставил бутыль на землю.
– Вот, принес, – сказал он солдатам, – подходите и пейте. Пейте сейчас, кто сколько может, и налейте по одной фляге на двоих. Через десять минут мы должны быть готовы отправиться на соединение с полком, – сказал он улыбаясь, однако никто не улыбнулся в ответ. Тем не менее один за другим они подходили к бутыли, пили и наполняли фляги.
– Не стесняйтесь, – сказал им Христиан. – Это за родину.
Двое приблудившихся солдат подошли последними. Они жадно начали пить. Их глаза налились кровью и беспокойно бегали по сторонам, вино стекало по подбородку.
– Что с вами случилось? – спросил Христиан, когда они поставили бутыль на землю.
Солдаты переглянулись, но продолжали молчать.
– Они находились в двух километрах отсюда, – ответил за них солдат по фамилии Штаух, стоявший рядом с Христианом. Он жадно кусал от большого куска масла, которое держал в одной руке, запивая его вином из фляги. – Их батальон был застигнут врасплох, и только им двоим удалось спастись. На них напали американские парашютисты. Они не берут пленных и убивают всех подряд, и все они пьяные. У них танки и тяжелая артиллерия… – визгливым, неровным голосом продолжал Штаух, жуя масло и запивая его вином. – Их тысячи. Отсюда до самого побережья все забито войсками. Никакого организованного сопротивления нет.
Двое спасшихся в знак согласия энергично кивали головами, а их глаза беспокойно перебегали от Христиана к Штауху.
– Они говорят, что мы отрезаны, – продолжал Штаух. – Связной, прорвавшийся из штаба дивизии, сказал, что там никого не осталось. Американцы застрелили генерала и закололи ножами двух полковников…
– Заткнись! – крикнул Христиан Штауху. Он повернулся в сторону двух беглецов. – Убирайтесь отсюда! – закричал он на них.
– Куда же мы пойдем?.. – взмолился один из них. – Везде парашютисты…
– Убирайтесь отсюда! – еще громче крикнул Христиан, проклиная судьбу, которая послала на его голову этих двух солдат и позволила им пять минут болтать с его людьми.
– Если я увижу вас здесь через минуту, я прикажу своим солдатам пристрелить вас. И если вы еще когда-либо попадетесь мне на глаза, я предам вас военному суду, и вас расстреляют за дезертирство.
– Господин унтер-офицер, пожалуйста…
– Даю вам одну минуту, – повторил Христиан.
Двое солдат дико оглянулись вокруг, повернулись и затрусили прочь. Затем их охватил панический страх, и они побежали что есть силы, пока не скрылись за изгородью соседнего крестьянского поля.
Христиан сделал несколько больших глотков из бутыли. Вино было неразбавленное, очень крепкое и страшно обжигало горло. Но уже через минуту он почувствовал себя уверенным и сильным. Прищурив глаза и глядя на своих солдат оценивающим взглядом, он думал: «Я заставлю вас, негодяев, сражаться за целую роту отборных гвардейцев».
– Приложитесь еще разок к флягам!.. – закричал он. – Приложитесь еще разок перед выступлением!..
Все солдаты сделали еще по нескольку глотков. Потом они двинулись гуськом с Христианом во главе по дну канавы вдоль плотной изгороди, разделявшей крестьянские поля, навстречу звукам стрельбы, доносившимся с востока. Первые десять минут они шли быстро, делая небольшие остановки, лишь когда подходили к границе поля или когда их путь пересекала одна из узких, обнесенных изгородью дорожек. В таких случаях Христиан или один из солдат выглядывал из-за изгороди, убеждался, что путь впереди свободен, и затем звал остальных. Солдаты вели себя хорошо. Кальвадос, с мрачным удовлетворением заметил Христиан, пока что делал свое дело. Солдаты были бдительны, подтянуты, не поддавались панике; усталость как рукой сняло. Они быстро реагировали на слова команды, действовали четко и смело и не стреляли без толку, даже тогда, когда над их головами свистели пулеметные очереди.
«Только бы мне удалось за час добраться с ними до штаба полка, – размышлял Христиан, – если, разумеется, штаб полка еще существует, и включить их в какую-нибудь организованную группу под командой офицера, имеющую определенную задачу, тогда они еще могли бы оправдать свой хлеб».
Но вскоре они попали в беду. По ним внезапно открыл огонь пулемет, укрытый в канаве за плотной изгородью в конце поля. Пока добрались до укрытия, двоих ранило. Одному из них, небольшого роста пожилому солдату с печальным взглядом, пулеметной очередью так разворотило челюсть, что вся нижняя часть его лица превратилась в сплошную кровавую массу; солдат громко стонал, делая отчаянные усилия, чтобы не захлебнуться в собственной крови. Христиан сделал ему перевязку, однако кровь из раны продолжала хлестать так, что ему едва ли можно было помочь.
– Оставайтесь здесь, – приказал Христиан двум раненым. – Вы здесь хорошо укрыты. Как только доберемся до полка, мы придем за вами. – Он заставил свой голос звучать резко и уверенно, хотя и был убежден, что больше не увидит ни одного из них живым.
Солдат с разбитой челюстью через пропитанную кровью повязку издавал какие-то умоляющие звуки, однако Христиан оставил его мольбу без внимания. Он подал знак остальным двигаться дальше, но никто не пошевелился.
– Давай, давай, – скомандовал Христиан. – Чем быстрее будете двигаться, тем больше шансов на то, что вы отсюда выберетесь. Если же будете стоять на месте, то заработаете…
– Послушайте, унтер-офицер, – сказал Штаух, сгорбившийся в поросшей травой канаве, – какой смысл обманывать себя? Мы отрезаны, и у нас нет ни малейшей надежды. Вокруг нас, черт побери, целая американская дивизия, и мы находимся как раз в ее центре. Кроме того, эти двое умрут, если им не будет быстро оказана помощь. Я готов перебраться через изгородь с белым флагом на винтовке и договориться о сдаче в плен… – Он остановился на полуслове, стараясь не смотреть на Христиана.
Христиан обвел взглядом других солдат. Их бледные, изнуренные лица, выглядывающие из канавы, красноречиво говорили о том, что временный подъем духа, почерпнутый из бутыли, испарился окончательно и бесповоротно.
– Первого, кто осмелится перебраться через изгородь, я пристрелю своими руками, – тихо проговорил он. – Будут еще какие-нибудь предложения?
Все молчали.
– Мы должны разыскать полк, – сказал Христиан. – Штаух, ты пойдешь в голове. Я пойду замыкающим и буду следить за каждым из вас. Двигайтесь по канавам, по эту сторону изгороди. Пригибайтесь ниже и передвигайтесь быстро. Ну ладно, пошли.
