– Месье Брандт, – продолжала Франсуаза, – не думает, что противника удастся сдержать, а «внезапное наступление» было бы полной неожиданностью для него. Как вы думаете?
– Думаю, что так, – согласился Христиан, начиная злиться, а про себя подумал: «И чего только ей надо?»
– Ну, а вы сами как считаете? – рассеянно спросила она, глядя куда-то в пространство, мимо Христиана.
– Пожалуй, я разделяю мнение Брандта.
– Вы, наверное, тоже очень устали. – Франсуаза села и пристально посмотрела на него. На губах ее играла полная искреннего сочувствия улыбка, но в прищуренных зеленых глазах. Христиан уловил какую-то скрытую насмешку. – Наверное, вам тоже хочется спать?
– Пока нет, – ответил Христиан. Ему вдруг показалось невыносимой мысль о том, что эта стройная зеленоглазая насмешливая женщина может оставить его одного. – А уставать приходилось куда больше…
– О, настоящий солдат! – заметила Франсуаза, снова откидываясь на подушки. – Стойкий, неутомимый. Разве может армия проиграть войну, когда все еще есть такие солдаты!
Христиан впился в нее взглядом. Он ее ненавидел. Сонным движением она повернула голову на подушке, чтобы было удобнее смотреть на него. Длинные мышцы натянулись под бледной кожей, тень легла по-другому, еще больше подчеркивая изящные линии шеи. Глядя на нее во все глаза. Христиан знал, что в конце концов обязательно поцелует то местечко, где белоснежная кожа образует нежный, плавный переход от шеи к полуприкрытому халатом плечу…
– Когда-то давно я знала одного молодого человека вроде вас, – сказала Франсуаза, погасив улыбку и глядя прямо на него. – Только он был француз. Сильный, терпеливый, убежденный патриот Франции. Признаюсь, он мне очень нравился. Он погиб в сороковом году во время отступления. Того, другого отступления… А вы собираетесь умереть?
– Нет, – в раздумье ответил Христиан. – Умирать я не собираюсь.
– Прекрасно. – На пухлых губах Франсуазы показалось подобие улыбки. – Лучший из лучших, как сказал ваш друг. Надежда новой Европы. Вы действительно считаете себя надеждой новой Европы?
– Брандт был пьян.
– Разве? Возможно. Вы уверены, что вам не хочется спать?
– Уверен.
– А выглядите вы усталым.
– Но спать не хочу.
Франсуаза слегка кивнула.
– Унтер-офицер, который всегда начеку. Он не желает спать. Предпочитает бодрствовать и, жертвуя собой, развлекать одинокую француженку, которой нечего делать, пока в Париж не пришли американцы. Тыльной стороной кисти она прикрыла глаза, просторный рукав халата соскользнул, обнажив тонкую изящную руку. – Завтра вас представят к ордену «Почетного легиона» второй степени за услуги, оказанные французской нации.
– Перестаньте, – сказал Христиан. – Довольно насмехаться надо мной.
– Да мне и мысли такой в голову не приходило, – возразила Франсуаза. – Скажите мне, унтер-офицер, как военный человек, когда, по-вашему, здесь будут американцы?
– Недели через две или через месяц…
– Интересные наступают времена, не правда ли?
– Да.
– Знаете что, унтер-офицер?
– Что?
– Я все вспоминаю тот вечер, когда встретилась с вами. Когда это было: в сороковом или в сорок первом?
– В сороковом.
– Я, помню, надела белое платье. Вы были очень красивы. Высокий, стройный, умный – прямо покоритель сердец. В своем блестящем мундире вы выглядели настоящим богом механизированной войны.
Франсуаза рассмеялась.
– Вы снова насмехаетесь надо мной, – прервал ее Христиан. – Не думайте, что это очень приятно.
– Вы просто очаровали меня, – жестом остановила его Франсуаза. – Честное слово, очаровали. Но я была холодна к вам, правда? – Снова этот запоминающийся смешок. – Вы даже не представляете, каких трудов мне стоило сохранять холодность. Ведь мне далеко не безразличны привлекательные молодые мужчины. А вы были так красивы…
Ее полусонный шепот гипнотизировал Христиана, он звучал, как какая-то отдаленная, нереальная музыка в уютном полумраке этой со вкусом обставленной комнаты.
– …Вы так покоряли своей самоуверенностью, силой, красотой. Мне пришлось приложить все силы, чтобы не потерять власти над собой… Сейчас ведь вы уже не такой самоуверенный, унтер-офицер?
– Не такой, – в полусне отвечал Христиан. Ему казалось, что он ритмично покачивается на нежных, ароматных, чуть-чуть опасных волнах прибоя. – Совсем не самоуверенный…
– Вы очень устали, – тихо говорила женщина. – Поседели… Немного хромаете, я заметила. В сороковом я не думала, что вы когда-нибудь можете устать. Тогда мне казалось, будто вы могли только умереть, умереть славной смертью под пулями, но устать – никогда… Сейчас вы выглядите иначе, совсем иначе. Подходя к вам с обычной меркой, теперь никто не назвал бы вас красивым с этой хромотой, с сединой, с осунувшимся лицом… Но я, знаете ли, женщина со странными вкусами. Мундир больше не блестит, лицо серое, и в вас не осталось ничего похожего на молодого бога механизированной войны… – В ее голосе снова зазвучала насмешка. – Но для меня сегодня вы намного привлекательнее, унтер-офицер, бесконечно привлекательнее…
Она умолкла, и ее пьянящий, как опиум, голос замер, словно приглушенный мягкими подушками.
Христиан встал, шагнул к кушетке и пристально посмотрел ей в глаза. Она ответила прямой, откровенной улыбкой.
Христиан быстро наклонился и поцеловал ее.
Он лежал рядом с ней на темной кровати. Летний ночной ветерок колыхал занавески раскрытого окна. Бледный, серебристый свет луны, смягчая контуры, озарял туалетный столик, стулья с брошенной на них одеждой.
Для Христиана эти пылкие, изощренные, всепоглощающие объятия были новой вехой в его отношениях с женщинами. Безудержная волна страсти захлестнула воспоминания о бегстве, о зловонии санитарного обоза, об изнурительных переходах, о мертвом мальчике-французе, о проклятом велосипеде, о слепящей глаза пыли во время гонки на краденом автомобиле по забитой отступающими дороге. На мягкой постели в залитой лунным светом комнате войны не существовало. Христиан вдруг осознал, что наконец-то, впервые с тех пор, как он много лет назад попал во Францию, осуществилась его давно забытая мечта обладать великолепной, совершенной женщиной.
Ненавистница немцев… Христиан с улыбкой повернулся к Франсуазе, которая лежала рядом, изредка дотрагиваясь пальцами до его тела. Ее темные, ароматные волосы разметались по подушке, глаза загадочно блестели в темноте.
Она улыбнулась в ответ.
– А ты, я вижу, не очень-то устал.
Оба рассмеялись. Он пододвинулся к ней и поцеловал гладкую, отливающую матовым блеском кожу между шеей и плечом. Полусонный, он уткнулся в мягкую теплоту ее тела и щекочущие волосы, вдыхая их смешанный животворный аромат.
